Почти всё прошлое лето Вика провела на даче Бориса Федоровича и его новой жены, в поселке за высоким забором, где были бассейны, игровые площадки, много других деток и аниматоры. Настя природу не любила, в Москве заскучала и неожиданно для всех пошла работать – в скромный салон красоты, на должность уборщицы. Ей, кстати, понравилось. Разумеется, мама, папа, Валера, все они снисходительно усмехались – Насте скоро надоест. Когда настала осень, Анастасия уволилась. А потом случился Игорь. Анастасия с ним познакомилась на той отцовской даче, еще летом. Они общались, когда она забирала по вечерам Вику или привозила ее туда утром. Игорь подарил ей надежду.
*
– Вика?! – шла по лесной тропинке Анастасия и кричала. – Ау? Фея?! Ау? Вика?
– Чаго орешь? – вдруг спросили ее – она оглянулась и вскрикнула от испуга – дед Ананч стоял с кровавым кульком в руке. Присмотревшись, она поняла, что он держит какое-то небольшое освежеванное животное.
– Здравствуйте… А я думала, вы в лес не ходите. Пока электричество мигает.
– Не ходим, но волку-то мне кормлять надобно. А мы тута люди бывалые.
– Не видели мою маленькую Вику? Шесть лет, русые волосы, серые глаза…
– Ээх, – тяжело вздохнул Ананч, – людя вы вроде хорошие, да вот… Слухай, наприезжали тута, ляктричество нам попортили, туды-сюды шныряете на машинах ваших, орете без продыху, сягналы сотиками ищите, вяртолетов зовете. Так не пойдет! У нас тута времечко ой как долго тянулося-то до вас, а нынча – бяжит. А я жениться вздумал – на Нюрке. Но с вами, кажись, сумрем через год!
– Извините… – ошалела от такого наезда Анастасия. – Я просто дочь ищу… Как найду – через миг ноги моей не будет в вашей Камышовке, клянусь! Навсегда!
– А жаних твой? Тот, другай, вчарашний?
– Игорь? А он с радостью жил бы без электричества и любых удобств! Зачем тогда в таком месте, как Камышовка, дом покупать?
Дед Ананч смерил ее подозрительным взглядом, после почесал затылок и молвил:
– Пшли за мной.
Вскоре они свернули с тропинки в заросли коварного борщевика, а за высоченными кустами, обнаружилась торчащая из земли, черная и рваная, похожая на зловещую ведьму, коряга, некогда бывшая толстым деревом – Ананч привел Анастасию к старому дубу, разбитому и сожженному молнией. Меж его оголившихся, покрытых мхом корней жизнерадостно краснели мухоморы.
– Вишь дупло? – показал дед на ствол дуба. – Туды говори, можь, кто ответит. Порой, кады ляктричество мигает, как в теляфону, отвечают…
И Ананч, раздвигая кусты, потопал назад, к лесной тропинке. Анастасия же несмело приблизилась к дуплу величиной с яблоко и заглянула внутрь то одним глазом, то другим, – ничего не видно. Пару минут она постояла в нерешительности, после сказала в дупло:
– Вика?
В ответ ни звука.
– Фея? – тогда спросила Анастасия, думая, что через секунду уйдет: всерьез говорить с дуплом в Камышовках – это чересчур даже для нее. – Ты там, фея? Алло?
– Чё те надо? – ответило из дупла.
– …Дочку ищу. Вику.
– А в лесу чё ее ищешь? Разве она не вернулась из леса домой?
– Она другой девочкой вернулась, а мне нужна моя Вика.
– Другая девочка лучше Вики. Вика – плохая, Маша – хорошая.
– Чем же моя Вика была плоха? Лучше ее нет ребенка на свете! Она такая умная! Послушная! Она – мамина помощница!
– Чё ты гонишь?
– Так! Гонишь, значит! – узнала Анастасия интонацию и «крутецкие» обороты обновленной Вики. – Значит, это ты, дупло, в моей Вике сейчас живешь?! Верни ее немедленно назад! Верни… умоляю! Маша, да? Маша?
Маша молчала.
– Маша, Машенька, ты скажи мне, что тебе надо? Прошу. Ты же сказала, что ты хорошая девочка.
– Я хочу, чтобы меня мама любила, – и всё. Люби меня, как свою дочь, и, может, я однажды верну Вику.
– Машенька, так не пойдет. Я чувствую, что Вике плохо. Верни ее сейчас – и я буду тебя любить тоже.
– Ты мне гонишь! Я не тупая! Я на одни пятерки и четверки училась! Парамарибо знаешь, столица какой страны?
– Нет.
– А я знаю и тебе не скажу!
– Маша… – позвала ее Анастасия – Маша молчала. – Я тебя, Машенька, как никто понимаю. Я тоже была обижена на свою маму! Ей не было до меня дела… В консерваторию сходить или в ее дурацкий театральный кружок, – на это она время находила. А я стояла у окна и ждала до ночи, когда она вернется, – боялась за нее, боялась, как бы ее не обидели. Ведь всё равно она моя мама – уж какая есть. Без нее мне бы было еще хуже. Возвращаясь, она меня так обнимала и так целовала, правда… если только я выбегала к ней навстречу. Иначе она ко мне не заходила и обо мне не помнила…