— Но он был язычником.
— Кем?
— Он не верил в Бога.
— Он не верил в своего бога? — спросил Сократ. — Тогда, возможно, не так уж грешно было его убить.
— Нет. Он не верил в моего. Поклонялся своим богам. А значит был язычником. Как и весь его народ, коль разделял веру правителя. С этим нельзя было мириться. Из-за того что подданные разделяли его веру, они могли быть осуждены на вечные муки. Я убил его ради спасения душ его людей. Я убил его из любви к Богу.
— А ты согласен с тем, что все боги — отражение одного?
Писарро задумался:
— Похоже, что в чем-то так оно и есть.
— А разве служение Богу само по себе не праведно?
— Как же может быть иначе, Сократ?
— А ты не считаешь, что тот, кто служит верой своему богу согласно учению этого бога, поступает праведно?
Писарро сдвинул брови:
— Ну… при таком подходе — да…
— Тогда, думаю, убитый тобой правитель был праведным человеком, и, убив его, ты согрешил перед Богом.
— Подожди-ка!
— Подумай сам: служа своему богу, он тем самым служил и твоему. Ведь каждый такой человек служит Богу истинному, который заключает в себе всех наших придуманных божков.
— Нет, — угрюмо отрезал Писарро. — Как он мог быть слугой Господа? Он ничего не знал об Иисусе. Он не понимал Троицу. Когда священник дал ему Библию, он с презрением швырнул ее на землю. Это был язычник, Сократ! Как и ты. Ты вообще не разбираешься в таких вещах, если называешь Атауальпу праведником. Или если считаешь, что сможешь меня в этом убедить.
— Безусловно, я очень мало знаю. Но ты говорил, что он был мудрым и добрым?
— Для язычника — да.
— И хорошим правителем для своего народа?
— Похоже, да. Они процветали, когда я к ним пришел.
— Но все-таки он не был праведником.
— Я же объяснил. Он никогда не принимал причастия. По правде говоря, отвергал до самого дня смерти. И только тогда принял крещение. И вот тут-то и стал праведником. Но его уже собирались казнить, и было поздно его спасать.
— Крещение? Расскажи мне о нем, Писарро.
— Это таинство.
— Что такое таинство?
— Священный обряд. Он проводится священником с помощью святой воды. Человек тогда приходит в лоно Святой Матери-Церкви и обретает прощение всех грехов — и первородного, и своих собственных — и приобщается к Святому Духу.
— Потом ты мне расскажешь об этом побольше. Итак, благодаря крещению, ты сделал этого доброго правителя праведником? А потом убил его?
— Да.
— Но он же был праведником, когда ты убил его. Так что, несомненно, это убийство было грехом.
— Он должен был умереть, Сократ!
— А почему? — спросил афинянин.
— Сократ доиграется, — сказал Таннер. — Писарро его убьет. Ты только посмотри!
— Смотрю, — откликнулся Ричардсон. — Только никто никого не убьет. У них слишком разные воззрения.
— Вот увидишь.
— Ты думаешь?
— Я тебе уже объяснил, почему он должен был умереть, — продолжал Писарро. — Потому что его народ разделял его верования. Они поклонялись солнцу, потому что правитель сказал: «Солнце — Бог». Если бы мы позволили им и дальше вытворять то же самое, их души попали бы в ад.
— Но если они во всем следовали ему, то обязательно тоже приняли бы крещение и стали праведными, что порадовало бы и тебя, и твоего бога! Разве не так?
Писарро запустил пальцы в бороду:
— Нет!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что правитель согласился принять крещение только после того, как мы приговорили его к смерти. Он стоял у нас на пути, разве не понимаешь? Он нам мешал! И мы от него избавились. Сам он никогда бы не обратил свой народ в истинную веру. Вот почему мы убили его. Но мы не хотели убивать его душу, как собирались убить тело, а потому сказали: «Послушай, Атауальпа, мы собираемся казнить тебя, но если ты примешь крещение, то мы тебя просто быстро задушим, а если нет, то сожжем живьем и смерть твоя будет медленной». Конечно, он согласился на крещение, и мы задушили его. А что поделать? Он должен был умереть. Конечно, мы знали, что он не обрел истинной веры и в душе остался таким же язычником. Но все-таки он умер христианином.
— Кем?
— Христианином! Христианин! Тот, кто верит в Иисуса Христа, Сына Божьего!
— Сын Божий. — Сократ казался озадаченным. — А христиане верят и в Бога тоже или только в его сына?
— Ну ты и глуп!
— Не буду отрицать.
— Есть Бог Отец, Бог Сын, и еще Святой Дух.
— Ага, — кивнул Сократ. — И в которого из них верил твой Атауальпа, когда вы его задушили?
— Ни в одного.