Психоняни решили бы, что этого недостаточно, если бы вообще узнали о них. Они не узнали. Предполагалось, что любой с ее происхождением мог иметь подобные проблемы. А она, поверив семье, что все в кошмарах было лишь ее воспаленным воображением, побоялась рассказать об этом. Она боялась, что ее объявят сумасшедшей и неблагонадежной, непригодной к службе... отправят в отставку, и ей придется с позором вернуться домой. Ни поэтому ли семья до такой степени была убеждена в ее провале, что год держала для нее лошадь?
- Возможно, тебе следует спросить отца, - с сомнением произнес Корон.
- Я подозреваю, он будет недоволен, что его решение ставится под сомнение, - со всей искренностью, на какую была способна, сказала Исмэй. Даже если это психоняни Флота. Это бы помогло.
Корон кивнул:
- Если ты так считаешь.
Ей пришлось посмотреть ему в глаза на мгновение, пришлось выдержать его обеспокоенный напряженный взгляд из-под сдвинутых бровей.
- Это неприятная тема, но ты ведь уже все знаешь.
Тошнота подкатила к горлу Исмэй. Не сейчас, взмолилась она, мне надо знать.
- Уверена, - твердо произнесла она.
***
Это было время мятежей и гражданских беспорядков, когда одна маленькая девочка, уверенная в себе, смогла проехать на пони, а потом по железной дороге несколько тысяч километров.
- Ты всегда могла придумать хорошее объяснение своим поступкам, сказал Корон. - Всегда выдавала какую-нибудь историю, когда тебя ловили. Полагаю, поэтому ты ни у кого не вызвала подозрений. Наверное наплела, что тебя отправили к тете или бабушке, а так как ты не была испугана и имела при себе деньги, тебя и пустили в поезд.
Все это было предположением. Им так и не удалось проследить ее путь после того, как она оставила пони, которого так и не нашли, но в то время он вполне возможно закончил в чьем-нибудь дымящемся котле. Поезд, на который она села, оказался в самом центре разгоревшегося конфликта.
- В последнем сообщении говорилось, что твой отец находится в казармах Бухоллоу, туда и шел поезд. Тем временем восставшие вышли на восточную окраину округа, разрушая все на своем пути, и направились к главным складам в Бьют Бэджин. Отряд Бухоллоу, был слишком мал, чтобы сдержать их, поэтому твой отец отступил, решив зайти им в тыл и отрезать путь к отступлению, тогда как Десятый полк, вызванный из Кавендера, должен был ударить с фланга.
- Я помню это, - сказала Исмэй.
Она помнила записи, а не то, что произошло с ней. Мятежники считали, что ее отец никогда не оставит Бьют Бэджин незащищенным, и отправили часть своей армии деморализовать его отряд, а остальные силы направились к складам. Решение отца покинуть Бухоллоу и заманить противника в ловушку было ярким примером его тактического таланта и в последствии попало в учебники. Он сделал для города все, что мог. Гражданское население Бухоллоу успели эвакуировать до прихода повстанцев. Многие благодаря этому остались живы.
Но Исмэй, оказавшись зажатой среди первых беженцев, проехала на две остановки дальше. Железная дорога оказалась заминирована обеими армиями. Хотя в официальных сообщениях говорилось, что именно повстанцы взорвали нижний мост через канал Синет как раз тогда, когда по нему шел состав, Исмэй до сих пор не была в этом уверена. Разве правительство признает, что взорвало собственный поезд?
Она помнила страшный удар, сотрясший вагон; поезд замедлил ход. Исмэй застряла между толстой женщиной с плачущим младенцем и костлявы мальчиком, который не переставая пихал ее в ребра. Из-за толчка вагон покачнулся, но устоял. Другим не так повезло. Исмэй могла вспомнить только, как спрыгнула со ступеньки, - для маленькой девочки это было очень высоко, - и последовала за женщиной с младенцем без какой-либо веской причины, только потому что та была матерью. Костлявый мальчик еще раз пихнул ее и побежал в другую сторону. Из дымящегося позда доносились крики перепуганных людей.
Исмэй не знала, куда бежит, и на время даже забыла, куда вообще направлялась, просто следовала за женщиной, а та в свою очередь за другими людьми. Потом ноги ее настолько устали, что она остановилась.
- Там была небольшая деревня, которую местные называли Перекресток Гриэра, - подолжил рассказ Корон. - В двух шагах от того места, где канал поворачивает. Должно быть ты вместе с другими пассажирами направилась именно туда.
- И именно там прошла армия повстанцев.
- Тогда и началась война, - помедлив добавил Корон.
Исмэй услышала, как он отхлебнул из чашки, и осмелившись посмотреть ему в глаза, поняла, что они больше не искрятся.
- Там были не только повстанцы, как ты знаешь.
"Знаю?" - подумала Исмэй.
- Как раз тогда бунтовщики поняли, что их заманивают в ловушку. Можно что угодно говорить о Чиа Валантосе, но в тактике он отлично разбирался.
Исмэй издала звук, означавший согласие.
- Может у него были хорошие разведчики, не знаю. В любом случае, повстанцы двигались по старой дороге, у них были тяжелые вездеходы, потому им пришлось идти через деревню, чтобы попасть на мост. Они не оставили от поселения и камня на камне, потому что жители никогда их не поддерживали. Думаю, они посчитали, что люди из поезда принадлежат к лоялистам.
Видения прошлого вырывалась через трещины памяти, скапливаясь под спокойной внешностью Исмэй. Она чувствовала, как меняется ее лицо и прикладывала неимоверные усилия, чтобы удержать мышцы на месте.
***
После нескольких часов давки в поезде, крушения и бега ноги начала крутить тягучая боль. Женщина даже с младенцем двигалась быстрее, ее ноги были длиннее, а шаги шире. Исмэй отстала и когда оказалась в деревне, от той остались только обугленные стены с обвалившимися крышами. Все застилал дым, сочившийся из камней, мусора, обрубков деревьев, сваленной в кучи одежды. Вокруг стоял шум. Что это было, она не могла определить, и это ужасно ее пугало. Шум был очень громким и зловещим, и перепутался в ее голове с голосом ругавшего ее отца. Похоже, она находилась на некотором расстоянии от того, что производило эти звуки.
Ослепленная едким дымом, Исмэй споткнулась о груду одежды и только тогда поняла, что это человек. Труп, сейчас она точно знала. Но тогда маленькая Исмэй подумала, что взрослой женщине глупо спать в таком месте, и затрясла ее за руку, чтобы разбудить и попросить помочь найти дорогу. Она еще никогда не видела смерть, не человеческую смерть. Ее не пускали к матери из боязни, что она может заразиться. Исмэй понадобилось много времени, чтобы осознать, что безликая женщина никогда не возьмет ее на руки, не утешит и не пообещает, что скоро все будет хорошо.
Она огляделась; глаза щипало, но не только от дыма, вокруг были и другие кучи одежды, другие люди, мертвые... и умирающие, чьи крики и были тем шумом, что оглушал ее. Даже через столько лет, Исмэй помнила, что первой ее мыслью было: "Простите... я не хотела". Даже сейчас она знала о тщетности и необходимости этого. То была не ее вина, не она начала войну, но она выжила. Вот за это, если ни за что-то еще, Исмэй должна была извиниться.
В тот день она брела вдоль взорванного железнодорожного полотна, падая снова и снова, плача, хотя и не сознавала этого. Наконец, ноги ее окончательно подкосились, и она врезалась в угол стены, отгораживающий чей-то сад, в котором совсем недавно полыхали яркие краски цветов. Шум то нарастал, то затихал; в дыму двигались призрачные фигуры. Они отличались по цвету. Большинство, как она узнала позже, должно быть были перепуганными пассажирами с поезда, некоторые повстанцами. Потом... потом люди в знакомой форме, которую носили отец и дядя.
Тогда она многого не понимала, а потом ей сказали, что это был сон.
- Я всегда считал, что лучше бы тебе рассказали, - проговорил Себастьян. - По крайней мере, когда ты повзрослела. Бэйн был уже мертв и не мог причинить никому вреда.
Исмэй не хотела слышать этого. Она не хотела вспоминать... нет, не могла. "Воспаленное воображение," - подумала она. - "Всего лишь воспаленное воображение."