С другой, стороны, истинные планы Шелепина были совершенно непонятны. Вернее, все казалось очевидным еще в прошлом году. Микоян даже немного сочувствовал «комсомольцам», наблюдая как опытный Леонид Ильич последовательно вышибает из-под их ног опору за опорой. Неожиданно ситуация перевернулась с ног на голову. Бывшие соперники стали соратниками. Непримиримые враги действуют в одной команде. Главное, сам «Железный Шурик» изменился до неузнаваемости, стал намного гибче, ближе к людям, целеустремленнее. В нем пробудился настоящий дар предвидения. Куда-то делась политическая наивность и идеализм, а вместе с ней исчез так пугающий советскую номенклатуру сталинизм. По ЦК кто-то даже пустил не смешную шутку, что Шелепин, не иначе, увидел призраков, как Эбенезер Скрудж[48].
Поэтому Анастас Иванович считал необходимым срочно «прояснить позиции» несколько глубже общения в коридорах и кабинетах Старой площади. И лучше всего это сделать с Косыгиным, все же почти четверть века в одной упряжке. В то время как Шелепина Микоян почти не знал, и немного опасался. А Воронов всегда был товарищем ограниченным и излишне прямым. Если что не так – упрется как осел, нипочем не договориться.
Случай не заставил себя долго ждать. Из-за нового поста Генерального секретаря ЦК КПСС, введенного параллельно с Первым секретарем, вышел небольшой казус с Крымскими госдачами. Основную, № 1 в Нижней Ореанде, построенную в 1955 для Хрущева, Брежнев отдавать не захотел. Надеялся, что Шелепин поссорится с Микояном из-за президентской[49] «двойки» – заметно более удобной, однако не такой статусной. Но не получилось, Александр Николаевич с удовольствием остался в привычной «семерке» Чаира. В свою очередь Анастас Иванович, в жесте взаимной уступки, выразил готовность в любой момент отдыхать в привычной «обычным» секретарям ЦК «семерке», хотя бы и прямо в этом году.
Подгадать свой отпуск ко времени «косыгинского» было несложно. А любимая Алексеем Николаевичем «пятерка» граничила заборами с «семеркой». В общем, летом 1966 года можно было частенько видеть Премьера и Генсека лежащими рядом на пляже или в длительных совместных прогулках по живописным окрестностям. Нельзя сказать, что лидеры СССР часто говорили о политике или экономике, скорее наоборот. Но порой там, где рядовые советские отпускники видели лишь повод перекинуться парой-тройкой слов, вожди походя намечали грядущий курс огромной страны.
…Тяжело отдыхающему миновать «Набережную Русалки» в Мисхоре, получившую свое название благодаря выступающей из моря еще с дореволюционных времен бронзовой фигуры обнаженной женщины-русалки с ребенком на руках[50]. Анастас Иванович знал – прошедшая война оставила в скульптуре более 140 пулевых и осколочных ранений. Впрочем, с асфальтированной дорожки тротуара отрывался вид только на уходящую в бесконечность пашню моря. Сама достопримечательность, как и плотно заваленная загорающими телами узкая полоска галечного пляжа, были надежно прикрыты широкой полосой зеленых кустарников. Настолько плотных, что помет чаек неряшливо лежал прямо поверх переплетения неровно остриженных веток.
Внимание членов Президиума ЦК привлекло недавно построенное кафе «Русалка», которое радовало взгляд и желудок отдыхающих почти напротив одноименной скульптуры. Монументальное бетонное сооружение, с большим, вынесенным далеко вперед открытым балконом второго этажа. От лучей солнца посетителей прикрывала крыша из коричневого брезента, закрепленного на ажурном переплетении металлических балок.
— Анастас, ведь еще в прошлом году этого не было! — удивился Косыгин.
— Точно! — Микоян повел по ветру внушительным носом, ловя аромат готовящейся пищи. — Не вижу, почему бы благородным донам…
— Отказываться от обеда! — закончил со смехом Алексей Николаевич. — Смотрю, ты тоже прочитал Стругацких[51].
— Пойдем есть! — отбросил колебания Анастас Иванович. Обернулся, махнул рукой остановившимся метрах в двадцати позади охранникам в сторону скамейки. — Подождите тут[52]!