И вот странность: твердо решив ни о чем не думать (в пику Модлю хотя бы!), тут же Осип и начал копаться в себе; нашло вдруг на него, накатило. С чего бы это, скажите на милость?
Но, пожалуй, еще больше другое удивляло его. Он так привык к тому, что вся жизнь его протекает в настоящем времени, только в настоящем, — и вот оказывается, у него тоже есть прошлое] Да, жил, как жилось; наставал новый день и приносил новые заботы, и эти вседневные заботы поглощали его целиком, без остатка; так — день за днем — проходили недели, месяцы, годы. Не было и минуты, свободной от дела. Теперь выходило так, что этот его арест как бы подводил черту в его жизни. Оно и правда так: черта, и, верно, это-то ощущение некоего рубежа и вызывало в нем потребность не просто даже вспомнить, что и как было, а, скорее, уловить, осмыслить, постигнуть прожитое и сделанное. Как ни удивительно, но похоже на то, что с сегодняшней его точки многое становилось куда яснее и понятнее, нежели было прежде, в те давным-давно минувшие времена…
Устроившись поудобней на топчане, Осип вновь погрузился в воспоминания.
«Биржа» на Завальной улице. Ей принадлежала особая роль в жизни рабочих Вильны. Многие сотни людей ежевечерне устремлялись сюда, на Завальную; здесь решались не только общие дела, но и все личные — от перехода на службу к новому хозяину до найма более сносного жилья.
Можно даже сказать, подумал Осип, что если бы не «биржа», картина рабочего движения в Вильне была бы совсем иной. Вряд ли в каком российском городе было столько партий, именующих себя социалистическими: тут и Бунд, и русские социал-демократы, и Рабочий союз Литвы, и польские социалисты из ППС, — и каждая из партий тянула в свою сторону. Но это, как ни странно, не имело решающего значения. И только по одной причине: потому что в Вильне была эта «биржа» под открытым небом — единая для всего рабочего люда. «Биржа» была как бы над партиями: никого не интересовало, кто и к какому клану принадлежит. «Биржа» была и вне партийных распрей: стихийная сила рабочей солидарности ощутимо брала над ними верх. По-видимому, и власти догадывались об этом — полиция не раз пыталась разогнать «биржу», но успеха так и не добилась.
Осипу вспомнилось все это в связи с одним случаем, происшедшим почти два года назад, летом 1900 года.
Кто-то принес на «биржу» весть, что в Новом Городе (это неподалеку от Завальной) по доносу арестовано три товарища — две женщины и мужчина; взяты они были с поличным: несколько пачек прокламаций, а это уже серьезно, это означало, что их ждет суровое наказание. Наказание? Нет, не допустим этого! И, не ожидая ничьего призыва, рабочие прямо с «биржи» устремились к полицейскому участку. Тут вот что показательно: те три товарища, которых «биржа» бросилась отбить у полиции, были бундовцы. Тем не менее в толпе, решившей штурмом взять участок, были не только евреи, но и русские, и поляки, и литовцы; литовцев больше всего. Нет, самое существенное даже и не это — сколько кого было. Много важнее другое — что никого не занимало, к какой партии принадлежат арестованные. Схвачены наши товарищи, тоже, как и мы, рабочие люди, — о чем же тут еще думать, надо немедля идти и спасать их!
Осип также участвовал в том нападении на участок.
Толпа окружила участок. Крики: мы требуем немедленно освободить арестованных! Отказ. Сам пристав вышел на крыльцо, объявил об этом. Ах, так? Нет, шутишь, все равно будет по-нашему!
Форменное сражение началось. Вмиг были перерезаны телефонные провода. Толпа ринулась к крыльцу и, смяв сопротивление двух или трех полицейских, включая и пристава, захватила нижний этаж, где помещались канцелярия и служебные кабинеты. Несколько человек, правда, оказались ранены, но, помилуйте, кто тогда обращал на это внимание!
Вскоре, однако, стало понятно, отчего полицейские сравнительно легко уступили первый этаж. Арестованные находились на втором этаже, туда вела лестница, а наверху, на площадке, уже заняли оборону остальные полицейские. Удобно расположившись там, они рубили направо и налево шашками. Не нужно было быть великими стратегами, чтобы догадаться: идти лоб в лоб — много людей поляжет. Секундное замешательство. Вдруг кто-то подал счастливую мысль: взобраться на крышу, оттуда через слуховое окно проникнуть на чердак и, открыв чердачный люк, забросать полицейских камнями. Тотчас же сыскался пяток ловких парней (был среди них и Осип), а в булыжниках, понятно, недостатка не было, вся дорога вымощена ими, — через несколько минут полицейских как ветром сдуло с площадки. Толпа снизу, теперь уже без препятствий, ворвалась на верхний этаж и, выломав двери в камеры, освободила товарищей.