Но у этой победы, на взгляд Осипа, была и своя оборотная сторона. Иные члены партии очень уж дорожили достигнутым спокойствием, больше всего боялись прогневать власти. Прежде чем сделать что-нибудь, они сто раз прикидывали: что можно, что нельзя? Не революционеры, а какие-то партийные чиновники! Нет, Осип отнюдь не собирался чернить всю партию, это был бы, понимал он, заведомый поклеп, но что касается тех функционеров, которые работали в экспедиции «Форвертса», к ним-то уж, во всяком случае, подходят самые резкие определения. Складывалось впечатление, что им все ровно, где служить — в социалистической газете или маклерской конторе. Да, не революционный долг, а служба — вот, пожалуй, наиболее точное слово, характеризующее их отношение к своим обязанностям. А всего-то от них и требовалось — вовремя передавать Осипу предназначенную для транспортной искровской группы корреспонденцию, бандероли, посылки с литературой… так нет лес, по нескольку дней, случалось, мариновали, все, видите ли, недосуг было им вникнуть в поступающую почту!
Поведение сотрудников экспедиции частенько приводило Осипа в ярость. Выходило так, словно они оказывают ему личную услугу: захотят — сделают одолжение, не захотят — ступай прочь, не до тебя. Осип не желал мириться с этим; после одной из стычек, особенно резкой, он отправился к ответственному редактору «Форвертса» Курту Эйснеру и заявил ему, что если администрация редакции и типографии не намерена выполнять решения руководителей своей партии о посильной помощи русской газетной экспедиции, то об этом, по крайней мере, надо сказать открыто; если же дело упирается в нерадивость тех или иных чинуш, то пора, давно пора призвать их к порядку… Говорил запальчиво, не выбирая выражений, с отчаянием человека, которому нечего терять. Не особо-то он и рассчитывал на поддержку редактора, вполне допускал худшее: что тот не примет претензий, станет защищать своих сотрудников; что ж, пусть так, пусть даже так. Осип одного лишь хотел в тот момент — определенности, тогда, по крайней мере, будет ясно, что нужно, не обманывая себя, искать другое место для экспедиции.
Курт Эйснер слушал его, не перебивая; потом уточнил еще некоторые детали, на взгляд Осипа малосущественные (к примеру, давно ли геноссе Фрейтаг находится в Берлине и приходилось ли ему заниматься революционной работой в России); наконец, говоря Осипу «ты» (вначале Осип решил, что такое обращение вызвано его молодостью, но тут же вспомнил, что в германской партии все на «ты» друг с другом, независимо от возраста и положения в партии), сказал не без горечи:
— Что говорить, если б у нас были такие работники, готовые на самопожертвование, как ты, дела наши шли бы куда лучше. К сожалению, ты прав: у нас чересчур много чиновников и мало истинных революционеров…
Осипу не понравилось то, что говорил ему геноссе Курт Эйснер. Именно это больше всего и не понравилось — что тот, вместо того чтобы решить дело, принялся вдруг нахваливать его, человека, которого совершенно не знал. Разве не ясно, что этим нехитрым способом редактор «Форвертса» попросту хочет избавиться от назойливого просителя?
— Я предпочел бы услышать другое, — медленно выговаривая слова, холодно произнес Осип. — Я хотел бы знать, следует ли нам рассчитывать на содействие со стороны ваших сотрудников. «Да» или «нет» — больше мне ничего не нужно.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— «Да» или «нет»? — припирал его к стенке Осип, понимая, что уже переступает границы приличия, по даже и понимая это, ничего не мог с собой поделать.
— Я думаю, все наладится, — сказал Курт Эйснер, не скрывая улыбки.
Хотелось верить, что так оно и будет. Вместе с тем Осип боялся обмануться в своих ожиданиях.
Курт Эйспер оказался человеком слова. В тот же день, сразу после обеда, к Осипу в подвал спустился вдруг (чего никогда прежде не было) сам заведующий экспедицией «Форвертса» Герман Шехт и сообщил, что из Лондона прибыло несколько посылок (только что, подчеркнул он, четверть часа назад), — геноссе Фрейтаг может получить их в любое удобное для него время… В посылках был свежий номер «Искры»…
Так прошла зима, первая зима на чужбине.
В марте Осипа вызвали в Лондон, где вот уже почти год издавалась «Искра». Предстояла встреча с членами редакции. Мартов, Засулич, Ленин, Плеханов — никого из них Осип не знал лично; увидеть их, поговорить с ними было давнишней его мечтой. Поскольку своего легального паспорта у него не было, воспользовался документами Петра Смидовича.