— Есть, товарищ секретарь! Я постараюсь добиться встречи. Адрес сына у меня всегда с собой.
— Тогда не стану вас задерживать. Идите и начинайте готовиться в дорогу. Компания у вас будет интересная: партийные и советские работники, писатели, артисты — скучать не придется. Желаю вам, Чары-ага, всяческой удачи.
— Спасибо, товарищ секретарь.
Чары-ага вылетел из горкома, словно на крыльях. Грудь его переполнилась восторгом. Ему захотелось кричать и хвастаться от радости, но человек преклонного возраста, он огляделся, взмахнул победно рукой и выговорил вполголоса:
— Пусть знают все — кто такой Пальванов!
XVII
В Красноводской бухте, обнесенной полукружьем гор, на пятнадцати морских причалах и железнодорожной станции, загроможденной множеством составов, каждодневный труд тысяч людей проходил с неутомимой деловитостью пчел. Один за другим подкатывали к пристани товарные поезда. Гигантские портальные краны доставляли на палубы пароходов всевозможные грузы для фронта. Большие остроносые суда с черными коптящими трубами и суда помельче — свинцово-серые сейнеры с баржами на прицепе беспрерывно покидали синюю, сверкающую гладь залива. Навстречу им шли, возвращаясь из очередных рейсов — из Баку, Махачкалы и Астрахани — такие же суда.
Порт, взятый под особое внимание с первых дней войны Государственным Комитетом Обороны и ЦК партии Туркменистана, за два года увеличил пропускную способность десятикратно. И теперь, к весне сорок третьего, когда основные грузы для фронта с Урала и Сибири вновь пошли дорогами Центральной России — Красноводск успешно справлялся со всеми планами и срочными заданиями. Более того, уже сотни портовых рабочих были переведены на другие участки: на нефтеперегонный завод, на буровые вышки Небит-Дага, на Челекен — в озокеритовые карьеры.
Юра Каюмов — теперь уже старший лейтенант, появлялся со своей техротой на самых напряженных объектах. Дел было много — хоть отбавляй: рядом с Туапсинским нефтеперегонным намечался монтаж еще одного завода. Но все-таки уже не было того чудовищного напряжения, которое довелось ощутить сердцем и измерить мускулами Юре Каюмову в первый год войны.
Тогда, весной сорок второго, добравшись после бомбежки до Туапсе, он со своей полуротой монтажников в течение четырех месяцев, почти без отдыха, работал в цехах нефтеперегонного и на его объектах. Демонтировали технические установки ТЭЦ и почти все электростанции. Пришлось расклепывать почти сто тысяч кубометров резервуаров. Выкапывали из земли трубопроводы и кабели. Все это маркировали, упаковывали и грузили в вагоны. Почти восемьсот вагонов с оборудованием Туапсинского нефтеперегонного завода были переброшены через Кавказ на эвакобазы. Восемьдесят человек туапсинцев — лишь одна десятая часть довоенного штата завода — остальные ушли на фронт — участвовали в эвакуации. Боевая каюмовская полурота, приданная в помощь туапсинцам, выполняла труд сотен людей, ушедших на фронт. В августе сорок второго развернулись работы между Красноводском и бухтой Соймонова. Сложное технологическое оборудование, переброшенное на баржах с западного берега Каспия, теперь тянули волоком трактора от Соймоновской бухты. Площадка вновь строящегося завода гремела и гудела днем и ночью. На строительстве не хватало рабочих рук — и на стройку прибывали комсомольцы. Весной сорок третьего заработали парокотельная на четырнадцать котлов, дизельэлектростанция, береговая насосная. Проложили несколько ниток трубопроводов от завода к нефтебазе Уфра… Вошла в строй первая крекинг-установка: из Красноводского порта ежедневно уходили в море танкеры с автомобильным бензином… И вот теперь еще один завод — фирмы «Баджер». Снова монтажники участвовали в его сооружении. И не только там… Юра Каюмов, взяв с собой нескольких специалистов, отправился на Челекен, чтобы организовать четкую поставку озокерита. Вернувшись оттуда, он зашел в расположение роты, и крайне был удивлен, прочитав врученную ему дежурным телеграмму: «Буду Красноводске пятого мая, проездом на фронт. Отец». Сегодня было пятое. Юра, облегченно вздохнув, поблагодарил судьбу, что подтолкнула она его выехать с Челекена именно вчера, а не завтра, иначе бы опоздал и не встретился с отцом. Тотчас он позвонил дежурному вокзала — справился, когда прибывает воинский эшелон. Ему сказали — вечером, и он отправился в комендатуру, чтобы взять «джип» и съездить на нефтеперегонный, к жене. Таня уже второй год работала в лаборатории завода.
Спустя полчаса он уже раскачивался в вездеходе по неухоженной пока еще дороге к заводу. В воздухе стояла горьковатая пыль, июльский зной неприятно обжигал лицо — по вискам и щекам скатывался липкий грязный пот. Юра то и дело вытирал платком лицо, чертыхался на жару, но это, как говорится, слова ради — настроение у него было хорошее.
Жену Юра застал в лаборатории среди сотрудниц.
— Что-нибудь случилось? — спросила она, выходя с ним во двор.
— Иди, сними халат и переоденься, — торопливо попросил он. — Отец едет… Может быть, на день, другой задержится в Красноводске.
— Что ты говоришь! — обрадовано удивилась Таня. — Вот неожиданность.
— Отец едет с воинским эшелоном. Может быть, едет целый полк. Переправляться в Баку будут на «Ленкорани», а его в порту пока нет. Пока придет, пока разгрузится, — пройдут сутки, а то и больше.
— Тогда, я думаю, мне надо — прямо домой и приготовить ужин. — Она вышла на перекрестке улиц. Юра поехал на вокзал.
Отпустив шофера, он зашел в диспетчерскую узнать — скоро ли прибывает воинский эшелон. Ему сказали, что вот-вот подойдет. Юра спустился на перрон и стал ждать. Прождал около двух часов, прежде чем состав с двумя паровозами подошел к вокзалу. И едва он остановился, как из него, словно горошины из переспелых стручков, посыпались красноармейцы. Защитные гимнастерки мгновенно затопили перрон. Юра растерянно посмотрел на толпящихся солдат, и пошел сквозь толпу, разглядывая всех подряд. Он уже стал досадовать на эту суетливую обстановку, и тут над перроном разнесся голос диспетчера:
— Старший лейтенант Каюмов, зайдите к диспетчеру!
Отец — в полевой амуниции, при зеленых полевых погонах майора встретил его посреди кабинета. Сбоку, на стуле, сидела женщина в широкополой шляпе. Не узнав ее, Юра стиснул в объятиях отца.
— Да погоди ты меня тискать, — стесненно высвободился Ратх. — Мать сначала поприветствуй… Мать к тебе тоже приехала!
Только тут Юра узнал в женщине, со шляпой в руках, родную мать. Встав, она любовалась, как сын, по-мужски, запросто обращается с отцом. Юра всплеснул руками, обнял ее.
— Мама, прости, не узнал… Не думал, что ты тоже… Я думал только об отце, и потому больше никого вокруг не видел.
— Ничего, ничего, — со счастливыми слезами на глазах говорила Тамара Яновна. — Я ведь и не собиралась сюда ехать — работы в госпитале много. А когда встретила отца на вокзале — решилась. Позвонила в госпиталь — разрешили на пять дней. Я получила твое письмо с фотокарточкой. «Эх, — подумала, — посмотреть бы хоть внука, Ратмирчика, и Танюшу». А тут телеграмма от отца: «Буду проездом третьего». Ну, вот — все к одному.
Засыпая с обеих сторон вопросами, отец и мать вывели Юру на привокзальную площадь. Сели в «джип» — поехали.
— Едешь в действующую армию? — спросил Юра.
— Разумеется, сын. Наконец-то мне удалось вырваться. Еду в должности заместителя командира полка по политчасти.
Отец был доволен своим назначением, и это вызвало чувство неловкости у Юры.
— Уму непостижимо, — сказал он недовольно. — Отец — человек преклонного возраста — едет в окопы, может быть даже схватится с врагом врукопашную, а сын отсиживается в тылу.
Ратх промолчал, вероятно, почувствовал, каким угрызением совести мучится сын, и пришел ему на помощь:
— Наверное, надо действовать более решительно. Надо настаивать!