— Эй, джарчи, раньше ты перед каждым тоем кричал. А теперь, по подсказке баев, орешь перед каждым собранием! Тебе, джарчи, тоже полгектара земли на этот раз выделили: возьмешь у Топчи-бая!
Дехкане засмеялись, а богачи насторожились. Топчи-бай завертелся на месте, посмотрел на Каюм-сердара, на святого ишана, ища поддержки. Джарчи тоже не понял, почему он должен взять полгектара у Топчи-бая и, подумав, что Артык смеется, вновь прокричал:
— Артыж-болшабик, зачем смеешься надо мной?
— Не смеюсь, джарчи, — успокоил его Артык и посмотрел на сидящих дехкан: — Дорогие бедняки! Дорогие безземельные и безлошадные братья! Комиссия по реформе, вот землемер, вот наш кузнец, вот я тоже с ними, составили списки безземельных дехкан. С сегодняшнего дня они будут пользоваться байской землей.
Гул удовлетворения прокатился по рядам. А толпа богачей застыла в ожидании: что еще там придумала Советская власть?!
Артык подал лист бумаги одному из комсомольцев и велел читать. Парень, в городской европейской одежде — он учился три года у муллы, а затем в гимназии, за что был прозвав «гимназист», начал:
— Комиссия решила лишить земли следующих баев и отдать их земли беднякам. Майлы-бай — первый. Он отдает свою землю… — И «гимназист» зачитал десять бедняцких фамилий.
— Артык-джан! — взмолился один из дехкан, едва «гимназист» назвал его фамилию. — Не надо мне байской земли! Пусть Майлы-бай подавится своей землей. В прошлый раз я на пять часов воду взял — теперь не знаю, как с ним расплатиться. Все время напоминает: «Ты у меня в долгу».
— Ладно, Непес, — сказал Артык. — Все знают, как ты дрожишь перед баями. Страх тебе всегда мешал. Но теперь бояться тебе не надо. Давайте, дорогие земляки, послушаем весь список. Только будьте внимательны, и запомните — кто у какого бая землю возьмет. Давай, «гимназист», читай дальше.
«Гимназист» назвал еще несколько фамилий. Читая, все время косился на толпу богачей, а там уж суета началась. Заволновались сельские богатеи. Вот и выкрики послышались:
— Не дадим землю!
— Кровью окупится вам наша земля!
— Мы землю сто веков наживали! Она нам Чингизханом жалована, а вы кто такие?!
Ратх, как председатель собрания, принялся успокаивать богатеев:
— Жалобы выслушаем потом. Прекратите шуметь! Тут кто-то из дехкан выкрикнул:
— А почему землю Каюм-сердара не поделили?! Почему Каюм-сердар за спину собственного сына спрятался?
Мгновенно воцарилось молчание. Ратх нахмурился, посмотрел на Артыка. Тот выхватил список у «гимназиста».
— Слушай ты, «гимназист», почему нет в списке Каюм-сердара?
— Артык-джан, есть он, — залепетал «гимназист», косясь на Ратха. — Но я подумал, хорошо ли при инструкторе ЦК его родного отца раскулачивать? Не обидится ли товарищ Каюмов?
— Вон с моих глаз! — возмутился Артык. — Вон, чтобы твоей ноги тут не было! Трус негодный!
«Гимназист» попятился и упал в ноги сидящим дехканам. Они рассмеялись.
— Дайте-ка сюда список, — сказал Ратх. Взяв его, он зачитал сам: — Каюм-сердар — бывший арчин, отдает землю беднякам… — Последовало более десятка фамилий, а затем приписка: — Поскольку сам Каюм-сердар на мелеке трудиться не хочет, а дети его не являются дехканами, а служат в государственных учреждениях, то бывший арчин Каюм-сердар лишается своей земли целиком и безвозвратно!
По рядам дехкан прошел неодобрительный ропот. Дехканам показалось, что Ратх расправился над самим собой. Но и на этот раз кто-то вновь заметил:
— Ай, чего жалеть? Разве основное богатство Каюм-сердара его земля? Овцы — его богатство. Две отары, каждая по тысяче голов, пасутся у него в песках.
— Эй ты, проклятый аллахом! — не выдержав, закричал Каюм-сердар. — Ты откуда знаешь о моих отарах? Ты врешь, сатана! Ты поплатишься за свои слова! Я намотаю твои кишки на колесо арбы, паршивец!
Вновь разразился шум. Теперь уже неистовствовали и богачи, и бедняки. Напрасно Артык поднимал вверх руку, кричал, призывая к порядку: его не слушали. Тогда шеф-азербайджанец велел оркестрантам играть. Грянул «Краковяк», заглушая крики и перебранку. Артык, Ратх и все остальные члены президиума возмутились: ерунда какая-то! Не собрание, а ералаш.
— Ну-ка, вы, уважаемый шеф! — сказал Ратх азербайджанцу. — Прекратите ломать комедию!
Музыканты, словно споткнулись, опустили трубы. Наступила тишина и ее использовал Артык:
— Дорогие земляки, — сказал он сидящим, — пусть Ратх Каюмов сам скажет — есть у его отца две отары или нет?
— Есть! — твердо выговорил Ратх. — Есть две отары, и мой брат Аман собирается в пески, чтобы сдать весь скот союзу «Кошчи».
— Будь ты проклят! — вскричал Каюм-сердар. — Не сын ты мне, не сын! Ты порождение ада! — Старик рвался из рук, удерживающих его, чтобы подойти к Ратху.
Когда он утихомирился, Ратх сурово и внушительно проговорил:
— Все запомнили — кому отныне принадлежит земля Каюм-сердара? Если хоть один откажется, испугается моего отца или пожалеет его, то добра от меня не ждите. Трус сегодня — первый пособник врагам!
Ратх замолчал. Лицо его стало бледным, губы вздрагивали. Артык, видя его таким, проникся к нему еще большим уважением.
— Товарищ Каюмов, если у вас больше нет слов, то мы дадим слово железнодорожникам. Давай, Гулам-Али, говори, — попросил Артык лысого азербайджанца в белом кителе.
— Товарышы! — погладив раскаленную на солнце лысину, обратился к дехканам Гулам-Али. — Разрышитэ поздравить вас с победой. Тэпэр земля у всех будыт — виноград-миноград, картошка, свекла — тоже хватыт. Тэпэр нам необходымо, чтобы дехкане пополняли ряды рабочего класса. Тэпэр мы открыли курсы. Хочешь быть кондуктором — иды к нам! Хочешь помощныком машиниста — давай! Хочешь слесарем — пожалста!
— Эй, Гулам-Али, ты куда тащишь от нас людей? — возмутился Артык. — Мы своих дехкан к земле зовем, а ты в свое депо их тянешь. Так не пойдет. Давай, товарищ Каюмов, закрывай собрание!
— Люди, еще один-два слова, а? — взмолился Гулам-Али и приложил руку к сердцу. — Товарышы, когда придете, спросите Гулам-Али! Это я!
— Ладно, заканчивайте, — сказал Ратх.
Вновь оркестр заиграл «Интернационал» и все встали.
VI
На второй день утомительного пути по раскаленным пескам Аман с тремя добротрядовцами приехал на урочище Джунейд, где паслись отары Каюм-сердара. Приезжие вооружены, но бояться, кажется, некого — притихли басмачи. Одни приобщились к общему делу, другие ушли за кордон. Вывел Аман свою небольшую группу прямо к чабанскому кошу. Верблюдов пустили пастись. Лошадям спутали ноги, дали сена. Чабан Хезрет-кул и его подпасок в честь приезда сына Каюм-сердара зарезали овцу, поставили на огонь казан с мясом. Потом, когда залезли подальше от солнца, в чабанскую чатму, и сели на кошме к наполненным шурпой чашкам, Аман сказал:
— Ну, что, Хезрет-кул, тебе известно о земельно-водной реформе?
— Да, Аман-джан, слышали краем уха. — И подумав добавил: — Ну, вас-то эта репорм не коснется. Брат твой, слава аллаху, сумел хорошее место занять. Ему сам сатана не страшен. Другие ему завидуют. Недавно люди Джунаида ко мне сюда заглядывали, разговор вели о твоем младшем брате. Говорят: Ратх двадцать лет где-то на чужбине скитался, свою землю забыл, а как назад приехал — сразу большим человеком сделали. А мы, говорят, двадцать лет оберегаем свою землю, кровь за нее проливаем, и ни одного в правительство не поставили.
— Джунаидовские, говоришь, были? — насторожился Аман. — И где же они сейчас?
— Ай, крутятся где-то неподалеку. Узнают, что ты здесь — приедут.
— Хезрет-кул, нежелателен их приезд. Кровь может пролиться, — сказал Аман. И сидящие с ним «кошчинцы» подтянули винтовки к себе поближе.
— Сынок, что ты! — удивился чабаи. — Они твоего отца и тебя самыми надежными людьми считают. Говорят, слава аллаху, есть еще на свете надежные люди… господа Каюмовы.
— Не все мы господа, — возразил Аман. — Отца еще можно назвать так, — продолжал Аман, — но и то — какой он господин! Ни хан, ни бай. Так себе, бывший арчин… Ратх, сам знаешь… Ратх большевик. И я тоже теперь на большевистской платформе.