– Я готов построить математическую модель распределения фондов! – неожиданно «вернулся» в реальность Глушков.
– Что-то мы далеко от темы ушли, – приземлил математика премьер. – Ты про другое подумай, зачем вообще что-то точно планировать, если это все равно как минимум наполовину не выполняется?
– В смысле на производстве резервы все равно догружают под обещания снабженцев?
– Разумеется. Ну или простаивают, что еще хуже.
– Есть вариант прогнозирования по неполным данным, – оживился Глушков. – Причем с хорошей статистической точностью!
– Только это уже не планирование выходит, а… – Косыгин на секунду замялся, припомнив рассказы Петра, и все же решился отойти от привычных догм. – Регулирование!
– В смысле? – поразился Глушков. – Это как в системах автоматики, что ли?
– Примерно! Ну тебе лучше знать, как это будет работать.
– Выходит… – Глушков поднял глаза к далекому потолку и отрешенно посмотрел сквозь великолепный хрусталь люстры времен царя-освободителя[40]. – Не надо особой точности, и контролировать придется всего несколько сотен, максимум тысяч интегральных показателей. Зато высокая скорость выдачи управляющих воздействий… В смысле рекомендаций для руководителей.
Виктор Михайлович снова замер, не донеся чашку до стола.
Эту заминку премьер использовал, чтобы прикинуть, насколько рассмотренный вариант укладывается в коммунистическую идеологию в общем, и в частности – в постановления мартовского и сентябрьского Пленумов шестьдесят пятого года.
Первая задача, а именно – перевод руководства промышленностью обратно на отраслевой принцип, с образованием союзных министерств, была решена удивительно гладко. За какой-то год министерства вернули себе контроль над большинством заводов[41]. Хорошее доказательство правильного и осмысленного характера реформ. Тут очень удачно все сложилось, теперь речь шла о системе, которую можно централизованно регулировать. Если, конечно, Глушков сможет ее создать.
Продвижение хозрасчета как основного принципа социалистического производства вообще являлось косметической надстройкой, которая позволяла заинтересовать работников предприятия не только в самом выполнении плана, но и в эффективности процесса. Дали директорам возможность за счет прибыли формировать фонды развития производства, жилищного строительства и прочий соцкультбыт. Кроме того, через формирование встречных планов предприятиям заметно добавили права по формированию номенклатуры, еще более сократили количество директивных плановых показателей.
Более никаких принципиальных вопросов экономическая реформа тысяча девятьсот шестьдесят пятого года не решала. После разговоров с гостем из будущего Косыгин понимал это совершенно отчетливо. Даже Вознесенский в тысяча девятьсот сорок девятом году, будучи председателем Госплана, сделал более смелое предложение – дать право руководителям предприятий продавать на рынке товаров на три – пять процентов от стоимости произведенной ими продукции. Но желающих повторить его путь в ЦК оказалось мало.
Что до основных положений коммунистической теории… Косыгин за сорок лет успел пережить столько поворотов, что переход от планирования к регулированию казался не слишком значительным изменением. Для объяснения идеологам даже не придется напрягаться, есть готовая формула: «при росте социалистической сознательности управляющих кадров у партии появляется возможность перейти к более эффективным и гибким методам руководства народным хозяйством. Больше подлинной инициативы на местах, товарищи!»
– Есть только одна проблема, – переварил очередную порцию информации академик. – Цены неправильные.
– Это как?! – удивился Алексей Николаевич. – В каком смысле?
– Они математически необоснованные. И сложные в расчете, памяти на ЭВМ много займут.
– Ну ты даешь! – Косыгин рассмеялся мелким стариковским смехом. – Не в бровь, а в глаз!
– Почему? – на этот раз не понял премьера Глушков.
– Сейчас как раз Совмин разрабатывает новые оптовые цены и держит это в большом секрете.
– И каким будет принцип их формирования?
41
По большому счету, это неоднозначное достижение. Но разумеется, не для Председателя Совета Министров СССР.