Его выручила оказия. Когда журналист почти «приземлил» поднос на свободный столик, за его спиной раздался задорный, звонкий девичий смех, излучавший ну просто бешеную энергетику! Он обернулся и увидел беззаботно хохочущую симпатичную смуглолицую брюнетку с карими глазами и крупными чувственными губами, находившуюся в компании двух парней за три столика от него. Юрий оперативно сориентировался и выбрал позицию, с которой гламурная особа с копной тёмно-каштановых волос чётко просматривалась. Там он и расположился.
Девушка меж тем никак не могла успокоиться – до того чем-то рассмешил её высоченный плечистый парень в рубашке и брюках спортивного покроя, а также, между прочим, в кроссовках сорок пятого размера. Предположение на счёт наличия юмора у рослого парня Рокотов выдвинул потому, что смуглянка признательно поцеловала именно плечистого в губы, ничуть не смущаясь публики, глазевшей на неё. Поцелуй оказался чувственным, страстным и сопровождался аппетитным (каким-то клеящимся с облизыванием губ) звуком. У Юрия даже сердце ёкнуло, а душу кольнула зависть.
Красотка оторвалась от плечистого, поняла, что на них сосредоточился зал, и, послав аудитории обворожительную улыбку, ещё дважды легко чмокнула счастливчика. Её избранник от упоения цвёл, как пион. Он стеснялся. Ему было стыдно. Ан вовсе не оттого, что его лобзают, а от осознания того факта, что именно на него смертного «положила глаз» такая дива.
Видимо сожаления, что «хороша Маша, да не наша», глодали нутро не одного Рокотова. Второй парень, сидевший за столом со смуглянкой и плечистым, тоже хмурился. Рокотов перевел взгляд с лица этого молодца на ступни, уже ничуть не сомневаясь, что обнаружит под столом коричневые сандалии. Так оно и вышло.
Предстоял заключительный и наиболее волнующий акт
идентификации: сличение незнакомки по тем неземным прелестям, которыми она ступала по грешной планете. Журналист вытянул шею и выгнулся налево, чтобы заглянуть под столик молодёжной
компании и обосновать версию бесповоротно.
Есть! Доказательства были добыты: ножки, взволновавшие селадона от средств массовой информации, покоились именно там. Да вот незадача, принимая нормальное положение, Рокотов смущенно обнаружил, что незнакомка следит за ним, заметив его странные манёвры.
Журналист, кляня себя за мальчишество, чтобы загладить неловкость, принял независимый вид и взялся за еду. Замешательство, тем не менее, дало о себе знать, прорезавшись в том, что едок начал трапезу совсем не с того конца – с обжигающего чая, стакан с которым попался ему под руку. Рокотов мужественно выпил его, хотя слезы так и наворачивались на глаза, а глаза, в свою очередь, так и лезли из орбит.
Однако Юрий был художественной и творческой натурой. Он играючи вошел в роль. Покончив с «холодной закуской» в виде горячего чая, гурман ухватился за пирожное, проглотив его с проворством Гаргантюа. Изумление смуглянки возрастало по мере того, как он в обратном порядке принялся уплетать эскалоп, за ним – селёдочку с картошкой, стакан молока, а в финале уже съеденное залил «сверху» супчиком. Благо ещё, что компаньоны девушки сидели к «едоку-эксцентрику» боком и пропустили занимательный эпизод. Зато красотка явно заинтересовалась персоной чудака, надеясь, что «представление» не закончено.
Журналист, меж тем, несомненно, обретал то игривое расположение духа, что не покидало его в молодости. Так как больше поглощать было нечего, он поочередно картинно покусал края тарелок и стаканов и сожалеюще поцокал языком: видит око, да зуб неймёт. Продолжая экспромтом играть роль чудаковатого обжоры, Рокотов вопросительно направил указательный палец на тарелку смуглянки, где стыли пельмени, к которым девушка не удосужилась притронуться, и тотчас перевёл палец на свой широко раскрытый рот. Зубы у него, вопреки возрасту, находились в великолепной форме, и ему было что демонстрировать. Ими он ещё
был способен не только цапнуть антигероев собственных
репортажей, но и кое-что нежно прикусить.
Увы, узнать, приняла ли девушка предложенную нахалом игру,
оказалось не суждено, ибо её приятели, уловив, что за их спинами что-то происходит, развернулись и вопросительно уставились на «реликтовый экземпляр». Юрий в ответ «фригидно» выпялился в потолок, любуясь лепниной. Он до того «увлёкся» созерцанием интерьера, что чуть не прозевал момент, когда троица снялась с насиженного места и направилась к выходу.