Смуглянка продолжительно и не без подвоха посмотрела на него, а потом звонко и заразительно расхохоталась.
– Что? Что такое? – смущённо вопрошал у неё Юрий. – Что уж такого смешного я наговорил?
– Ой!…Ну, прикол так прикол!… – переламываясь в тонкой пояснице, сквозь смех роняла отрывистые фразы озорница. – Папочка!…По правде говоря, я уж и сама запуталась…Да ведь ваш дражайший Лев Максимович – мой…как бы это…муж!
Теперь наступил черёд непритворно онеметь Рокотову.
– …Ка-как м-муж? – слегка заикаясь, выдавил он. – Ему же…
– Под семьдесят, – подтвердила юная жена олигарха. – Что вас так удивляет? Сейчас таких случаев – пруд пруди.
– С другими – да, а с вами – абсолютно не вяжется, – признался ей очередной поклонник. – Даже обидно.
– Значит, если бы на его месте были вы, то не обидно…, – критически прищурилась обожаемая особа.
– Я не прав, – поспешил перебить её Юрий. – Извините. Напротив, с ним для вас все пути открыты, доступен весь мир…Как писал старина Ремарк, прав тот, с кем остаётся женщина. Ну, и за что же вы решили проучить…м-м-м…его?
– Проучить? – задумалась Лонская. – В данном случае вряд ли подходит это слово. Ведь вправляют мозги с прицелом на будущее, с целью сохранения отношений. Моё же бегство больше похоже на спонтанный и безвозвратный разрыв. Уж такая я импульсивная: фьюить – и улетела, – присвистнула она.
– Стало быть, вы вообще не хотите с ним дальше оставаться?
– Да я с ним и не оставалась, – сардоническая усмешка искривила чувственные губы Дианы. – Просто-напросто, у меня изначально выбора не было.
– Как так?
– Да биография моя столь кручёная, что я иногда сама путаюсь, кто есть кто. Я же сирота. Росла в глухом нелюдимом городишке Людиново, что в Калужской области. Там жила мать Лонского Ирэна Витольдовна, ныне покойная. К ней меня Лев и привёз малышкой. Из Казани. Где Лев имел свой бизнес. Там он и подружился с моими родителями – Сергеем Александровичем и Мариной Игоревной Аликиными. Лев меня удочерил, так как мама с папой погибли в автомобильной катастрофе.
– Н-да…
Так что, Лонским я многим обязана, – вздохнула студентка. – Ну, а четыре года назад, как пришло время поступать в институт, Лев взял меня в Москву. Представляете: из калужской тмутаракани – и сразу в столицу! Королевские апартаменты! Роскошь! Деньги – рекой. Наряды – блеск! Учёба в МГУ на инязе! Конечно, у меня голова пошла кругом. В порядке ответной любезности я и перекочевала к нему в постель.
– А-а…как же удочерение? – поразился слушатель.
– Долго ли его аннулировать при возможностях Лонского? – ответила ему риторическим вопросом рассказчица. – Да и при чём тут оно, если сожительство тайное?
– Н-да…Он вас, вероятно, любит? – предположил Рокотов.
– Ещё бы! Безумно!
– А вы его?
– Да ничуть. Была благодарность, а недавно и она канула в лету.
– Отчего же?
– А! Задолбал ревностью!
– Безосновательной?
– Х-ха! – сдавленно усмехнулась Лонская. – Если бы! Ладно, вы же мне не супруг и не свёкор…Вам скажу: в Людиново-то я зажигала экстремально, но в столице половину первого курса держалась – была пай-девочкой, заглядывала ему в рот…А потом понеслось! Наставила ему рогов – гардероб Большого театра отдыхает. На этих вешалках армию какой-нибудь Дании догола можно раздеть.
– Да вы, Диана,…стерва! – не смог скрыть эмоций журналист.
– Не стерва – оторва, – тряхнув волной тёмно-каштановых волос,
поправила его «манкая вещичка». – Эдакий enfant terrible.5 Ну, а он сам-то кто? Из колыбели на сексодром приёмную дочь перекувыркнуть, это как? Пош-шёл он ad patres!6
– Да-да…, – смятенно пробормотал Юрий. – Странная вы…
– Вот и я говорю, что я странная, – продолжила наступление эпатажная нимфа. – А Лонской говорит, что я – шлюха. Так ведь моя сексапильность не на пустом месте взошла. Хотела бы я на тех порядочных семейных кошёлок взглянуть, что из дома ни ногой, обломись им мой гиперэструс.
– То есть?
– У меня же особый случай метаболизма, то есть повышенного
обмена веществ. Мой организм от природы вырабатывает три нормы женского либидо. И их надо нейтрализовывать мужскими гормонами. Вот дотроньтесь до меня…
С этими словами студентка протянула руку. Юрий взял её за кисть и, будучи предостережённым, всё-таки невольно вздрогнул: запястье девушки опалило его кожу – оно было горячее летнего солнцепёка.
– Ага! – довольно отреагировала Лонская. – Убедились?
– Угу.
– Так-то вот!…Мой одряхлевший Лев возил меня на консилиум. Олби и разные коновалы обследовали меня, но кроме пресловутого метаболизма, якобы, ничего не вскрыли. А мне проверенные…как это…медицинские источники донесли, что я недолго протяну – лет до сорока. Сгорю, как мотылёк. Раз так, то я от короткого бабьего лета урву по максимуму. Экстремум! Жить надо в кайф! Apre nous le deluge!7