он догадался: кейф упорно «не ловился» по той причине, что вожак «гопоты» подспудно ждал этого звонка.
На связь из Перми вышел браток Адольф Шранк, которого в
банде звали Твёрдый Шанкр, а также (на блатной лад толкуя его имя) Адольф Гитлерович или Гитлерович, а то и просто Фриц.
– Ну, чё скажешь, революционный сифилитик? – заорал «гоп-менеджер» в трубку, отбрасывая шлюх, и тут же вдогонку смачно выругавшись в адрес дебильной «третьей», так как та, отлетая от него, едва не прихватила в зубах кое-что от тела главаря.
– Партизан из леса носа не высунул, – шифрованно доложил связной относительно беглеца Листратова. – На рынке его пасли до закрытия. Как рынок закрыли, мы ошивались вкругаря. Ща в Перми
уже двенадцать ночи. Может, отложим до утра? А то тута ментура чего-то курсирует, а мы, как вши на бритой макушке…Боюсь, запалимся…
– Погодь, гитлерюгенд, – остановил его главарь. – Дай прикинуть член к носу.
Пакостин стал «чесать репу», то есть, перебирать варианты дальнейших действий. Шранка он отправил в Пермь «срочняком» в виду доноса, поступившего с Урала. Весточка оказалась – ценнее некуда.
«Тупой фраер» Листратов и не предполагал, что лидеры криминального мира на периферии имеют агентурную сеть, не уступающую той, которой располагает КГБ в Москве. Их осведомители пристроены в гостиницах, орудуют на вокзалах, шныряют в злачных местах, фланируют в местах скопления людей. Потому, стоило Листратову в поисках «ксивы» сунуться на «толчок» в Кудымкаре, как он наткнулся на одного из уголовников, уже снабжённого примерной «наколкой» на него. «Урка», не располагая в провинциальном Кудымкаре поддельным паспортом с «клеймом качества», но и не в силах удержать «Партизана», посоветовал тому ехать в Пермь, «на барахолку». И снабдил подробными устными инструкциями.
От Кудымкара до Перми рейсовым автобусом можно добраться часа за три, на такси – того меньше. Однако, «Партизан» не появился на вещевом рынке в Перми ни вчера вечером, где его поджидала пермская «новогопная братва», ни сегодня.
– Слушай сюда, Шанкр, – после минутного раздумья решился Вован. – Филонить опосля будете. Ты пару-тройку долботрясов втихую раскидай по периметру толчка, а остальных пусти по скопам. И без кипежа пошмонайте там. А по утряне – опять на толчок. И так – до второго пришествия Партизана. Покеда я не дам отбой. Усёк?…Давай!
Змей отключил телефон и опять начал «чесать репу». Затем, спохватившись, «засмолил косячок» и заорал девкам, сбившимся в
кучу в дальнем углу комнаты:
– Ну вы, скволочи, подь сюды! Ща я вам засандалю по самые бакенбарды!
5
Листратов стал стреляным воробьём. Ожегшись на молоке, он дул и на воду. Потому из Кудымкара в Пермь он и Милена отправились не прямой дорогой, а кружным путём. Заметая следы, они сначала поехали северной автомагистралью – в Соликамск. В Соликамске путники заночевали, а уж затем, удостоверившись в отсутствии слежки, взяли курс на краевой центр.
Сидя в комфортабельном автобусе, мчавшемся с севера Пермского края к югу, Милена по-детски радовалась открывающимся перспективам.
– Ура, мы поедем в спальном вагоне! – счастливо шептала она на ухо Георгию. – Чистая постель, уют, горячая пища – благодать!
– Благодать, благодать, – уверил её мужчина. – Пожалуйста, потише, моя хорошая.
– В спальном?!
– В спальном, в спальном….Умоляю тебя, потише, моя хорошая.
Слушая щебетание любимой, Листратов поражался тому, до чего пластичен человек, до чего быстро он привыкает к переменам. Взять его же Милену: коренная москвичка, выросшая в элитной семье, а неделя скитаний привела её в эйфорию от предвкушения элементарных удобств.
Милена, притихнув после неоднократных просьб Георгия, задумалась. И задумалась, сколь ни удивительно, приблизительно на ту же тему, что и он. «Боже правый, как меняет беременность женщину, – размышляла она. – Раньше меня волновало устройство мира, будущее человечества, а с зарождением моего милого Кешеньки, вселенная сузилась для меня до масштабов нашей семьи. Пристроиться бы нам с Кешенькой и Гошенькой, а остальной мир – не суть. Да пропади пропадом вся эта толкотня локтями!…Ничего, всё образуется. Ой, какая я стала трусиха! А какая капризная и раздражительная!…»
Милена была первым, единственным и поздним ребёнком в семье академика Андрея Ивановича Кузовлёва. Когда она появилась на свет, её отцу стукнуло сорок девять. Увы, но маму на этом свете дочь не застала, потому что та скончалась во время родов. С ней девочка познакомилась заочно: по рассказам Андрея Ивановича, а также благодаря видеотеке и семейным альбомам.