– Занимательный поворот сюжета! – теперь отнюдь не отрепетировано встал из кресла Рокотов, сам впервые увидевший снимки. Налицо поразительное сходство на лицо, – в смятении московский гость самопроизвольного каламбура даже не заметил.
– А я чё баю! – пуще прежнего воодушевился пермский пинкертон. – И о чём это говорит? – нарушая законы жанра, уже Сухолятин начал задавать вопросы в студии.
– Затрудняюсь сказать, – растерянно промолвил маститый москвич.
– Хе-хе, у нас с покойничком Жекой гипотезы имелись, – хихикнул герой программы, – да улик не было. И тогда мы отважились отправить Лонскому копию досье, предложив выкупить наше молчание.
– И что? Возник повод, говоря языком животноводов, после утренней дойки Шелапутиной перейти к вечерней дойке «золотого телёнка» нашего времени? – обретая себя, съёрничал Юрий.
– Ага. Заполучили мы доступ к высочайшему вымени.
– И дойка состоялась?
– Ишо какая! Лонской выкупил подлинник досье и наше молчание. И мы с покойничком Жекой неплохо подразжились…
– Послушайте, вы уже в который раз поминаете про покойничка, – не выдержав, перебил псевдоисповедь журналист. – Что случилось, чёрт побери?!
– А вот это уже заключительная часть нашей трилогии, – потупился Сухолятин. – Ну, настригли мы золотого руна, и нам бы угомониться. Ан заело нас бабское любопытство: всё-таки, что связывает Марину и Диану?
– Да, может, вовсе и не любопытство? – выразил сомнение журналист. – А, фигурально выражаясь, вы возжелали ещё раз подёргать за дойки всемогущего олигарха?
– Эх-ма, – скривился пройдоха. – Короче говоря, долго ли коротко ли, а разнюхали мы, что доктор-некролог Волков, который позднее слинял за бугор, в Казани в закрытой клинике строгал человекообразных зомби. Как папа Карло буратинов. И допёрли мы, что Диану склонировали из останков Марины. И таковским уродским способом Лонской заполучил любимую. Заполучил, растерзав. Чуете стиль Лонского? «Весь мир отстой, а я – король!»
– М-м-да…, – промычал Юрий в ответ.
– Ан Жека не успел попользоваться открытием, – скорбно перекрестился Семён Гаврилович. – Убрал его Лонской. Посему…, – откусил Сухолятин заусенец, – заполучу я гонорар за интервью, и из своего пермского бункера кану в небытиё. Где меня не достанут. Чао, господин Лонской!
Венчала передачу музыкальная заставка, навязанная лично Рокецким. Потому Рокотов, выполняя волю шефа, произнёс заранее заготовленную финальную тираду:
– По имеющимся у нас сведениям, – пояснил он воображаемой зрительской аудитории, – «Чао!» Лонскому сказал не только господин Сухолятин, но и Диана Лонская, сбежавшая от него. И она шлёт папочке музыкальный привет в виде песни барда Гоноратия Лепилова «Пигмалион и Галатея».
И далее монтировалась видеозапись выступления Гоноратия на одном из корпоративов:
Ко мне являлась ты в рассветных снах -
Из мира грёз, прелестное созданье,
Сон таял сказкой с мёдом на устах,
И наступало разочарованье.
Ведь до поры была бесплотной страсть,
Я ей шептал напрасные признанья,
Но ты однажды феей родилась,
Из моего заветного желанья!
Тебя ваял я из Луны ночной,
И созидал из призрачных видений,
И ты пришла небесно-молодой,
Ты выткалась из сладких предвкушений!
Твоя реальной стала ипостась,
Так воплотились страстные мечтанья:
Так ты явилась – чудно родилась,
Из моего заветного желанья.
Теперь ты есть: моя и не моя,
Прекрасная, но вольная стихия,
Завоевать тебя смогу ли я,
И окунуться в очи голубые?
Хотя реальна ныне милой стать,
Взаимными не стали ожиданья:
Ведь даже Бог не дал тебе понять,
Что родом ты из моего желанья.
Любовь к тебе, как Ариадны нить,
Из лабиринта к свету выводила,
Прекрасно – Галатею сотворить,
Милее, чтоб она меня любила?
Но если, через сто кругов пройдя,
Не поведу любимую к амвону,
Утешусь, миру подарив тебя,
Как Рафаэль – Сикстинскую Мадонну!
Глава четвёртая
1
«Сладенький мерзавчик» привычно егозился в своём кабинете перед зеркалом, когда туда «на полголовы» заглянул руководитель службы безопасности Глеб Самарин:
– Вадим Юрьевич, прошу прощения, Рокотов из Перми вернулся. Вы наказывали немедля доложить…
– Па-да-ждё-от, – не оглянувшись, по-женски капризно