Пройдя ещё немного дальше, я рассматриваю вторую фотографию – ту, что чуть побольше. На ней изображена, кажется, вся его семья, стоящая перед дивным большим особняком. На лицах каждого – широкая улыбка, и благодаря этому от фотографии веет приятным теплом. Скользя взглядом по лицам всех членов семьи, я останавливаюсь на женщине с длинными тёмно-каштановыми волосами, стоящей рядом с, видимо, отцом Гая. Это его мама, что умерла несколько лет назад. Видя, как Гай на фотографии нежно смотрит на её красивое лицо, я вмиг ощущаю грусть, потому что теперь осознавать его любовь к ней ещё более тоскливо.
Мне так жаль.
Остаться без заботы родной матери, наверное, невыносимо тяжело. Стоит мне лишь представить, как из моей жизни вдруг исчезает моя мама и я остаюсь без её ласки, над душой нависает тяжёлый груз. А подумав о ней, я вспоминаю и о своём поступке, тут же решая, что должна всё-таки позвонить ей завтра. Нужно сказать, что я в порядке.
Не хочется этого делать, но нужно.
– Тебе идёт, – говорит Гай, оказавшись около дверей.
Стараюсь не вздрагивать, но футболку на себе оттягиваю пониже, чтобы хоть немного прикрыть оголённые ноги. Хотя толку от этого нет.
– Спасибо? – словно вопросом отвечаю я, подбегая к кровати.
Вмиг оказываюсь под одеялом по пояс, вижу, как мои действия забавляют Гая.
– Очаровательная стеснительная девочка, – говорит он, подходя к окну, чтобы раздвинуть шторы, и кладя золотистого цвета карточку из нагрудного кармана на подоконник.
Ту самую, кажется. Интересно, что же это…
– Даже не знаю, – улыбаюсь я, – ты сейчас насмехаешься надо мной или…
– Восхищаюсь, Каталина. Будь уверена.
Гай садится на диван прямо перед кроватью и смотрит на меня. Мне в лицо. Так долго и пристально, что я не удерживаюсь от громкого:
– Что?
– У тебя очень красивая внешность. Странно, что такая девушка, как ты, известна в университете как интроверт-тихоня.
Снова краснею до кончиков ушей, натягивая улыбку и отвечая:
– Я не тихоня. И никто меня такой не считает. Просто я не люблю общество людей. Мне комфортно лишь с определённым кругом.
– Рад, что я попал в твой список «избранных».
Издаю смешок:
– То же самое я могу сказать о себе. Я заметила, что и ты практически ни с кем не общался. Только с Нейтом.
– Я предпочитаю не впускать в свою жизнь посторонних людей.
– Но, несмотря на это, ты тогда в библиотеке подошёл ко мне, – ухмыляюсь, вспоминая тот самый день. – А потом ещё и приглашал на свидание. Где же логика?
– Потому что я знал, что ты не посторонний человек.
Его глаза будто светятся в темноте, красивые, яркие, пронзительные. От них невозможно отвести взгляд, невозможно не глядеть на них, когда есть такая возможность. Он умеет ими гипнотизировать.
У меня сердце трепещет в груди.
– Я не посторонний человек? – спрашиваю я.
Он кивает, и теперь взгляд задумчивый, будто переполненный чем-то, что тревожит его. От такой перемены я собираюсь с силами, чтобы спросить что-нибудь, но Гай, кинув взгляд в окно, говорит:
– Думаю, нам уже пора спать.
Он ложится на диван прямо в том, в чём находится. Я удивлённо приподнимаю бровь:
– Ты так и будешь спать? Прямо в одежде?
– Хочешь, чтобы я разделся?
«Ох, было бы неплохо, – думаю я. – Наверное, у тебя кубики пресса видны и красивые мышцы…» Но, разумеется, я никогда в жизни не сказала бы ничего подобного вслух.
– Ладно, спокойной ночи, – быстро бросаю я, всеми силами стараясь не показывать своего смущения собственными мыслями.
Зарываюсь в одеяло по шею, неспособная оторваться от мягкой подушки, и устало вздыхаю.
И мужской красивый голос говорит в тишине:
– Добрых снов, Каталина.
Глава 25
Проснувшись наутро, едва раскрыв глаза, я тут же проверяю комнату.
Это был не сон. Я действительно вчера переночевала у Гая. В его огромной и тёплой кровати. Поверить не могу.
Привстав на локтях, я гляжу на висящие над кроватью часы в чёрной мраморной раме. Они указывают шесть часов утра, и я вспоминаю, что в такое время у нас дома разве что горничные вовсю суетятся, прибираясь там, где и так чисто. Так рано я обычно не встаю.