Я молчу, пока мы пересекаем дороги, наблюдая за пролетающими мимо домами, деревьями и людьми. Мы уже выехали из Медины и мчимся по Сиэтлу, на который опустилась ночь. Во многих домах и прочих зданиях уже зажёгся свет, город украшен гирляндами огней, словно рождественская ёлка.
– Ты так ничего и не скажешь? – вдруг произносит Гай, заставив меня к нему обернуться.
– А что я должна сказать?
Он усмехается:
– Например, спросить у меня, понравились ли мне твои родители.
Прочистив горло, задаю ему его же вопрос:
– Тебе понравились мои родители?
Гай молчит несколько секунд, словно анализируя ужин, и у меня подкашиваются колени, хоть я и сижу. Страх услышать что-то неодобрительное маячит на горизонте.
– Понравились. Я ожидал худшего, когда ехал к вам.
– Ожидал худшего? Неужели ты думал, что моя семья настолько ужасна?
– Мне довелось встретить на своём пути худших из людей, так что я всегда заранее готов к разочарованиям.
Его слова заседают у меня в голове, и я прокручиваю их несколько раз. Мне вспоминается моя антисоциальность. Моя нелюбовь к общению и знакомствам. Наверное, поэтому мне пока некого назвать «худшими из людей».
– Кстати, ты не станешь больше грубить мне? – спрашиваю я, скрещивая на груди руки. – Только в таком случае я оставлю тебя в живых, не сказав об этом папе. Думаю, ты убедился в том, что и он, и мама легко сдерут с тебя шкуру, если ты меня обидишь.
– Убедился в полной мере. И я тебе никогда не грубил.
– Ты серьёзно? А что это было в последний раз? «У меня нет времени, Каталина». Это ты сказал мне, когда мы собирались поехать в музей.
– Что насчёт того, чтобы исправить упущение? – спрашивает Гай, повернув голову в мою сторону.
Он меня обезоруживает одним своим голосом.
Заинтересованная, я спрашиваю:
– Ты меня сейчас везёшь туда?
Он отрицательно качает головой и говорит:
– На этот раз у меня есть идея получше.
– Да? – Огонёк любопытства в моих глазах тут же зажигается. – И что это за место?
– Увидишь.
И этого слова мне вполне хватает для того, чтобы просто уставиться в окно в ожидании чего-то прекрасного.
И по мере того, как мы едем, я провожаю взглядом фасады домов, горящие окна высоток, влюблённых, прогуливающихся по улице. И очень удивляюсь. В первую очередь тому, что я действительно получила одобрение родителей. Впервые в жизни они дали мне право выбора.
Не могу нарадоваться, будто сделала глоток свежего воздуха после долгой комы.
Гай подъезжает к небольшому холму, откуда хорошо виден весь Сиэтл с его серыми оттенками, морским воздухом, бликами и вечным шумом.
Он останавливает машину прямо на вершине холма и, выбравшись наружу, опирается на капот всем высоким телом, удобно устроившись и предлагая мне сесть рядом. Не знаю, как вежливо отказать ему, ведь я всё ещё в платье, которое явно помешает моим планам залезть на капот автомобиля. Но когда Гай подходит ко мне и осторожно приподнимает подол, другой рукой взяв мою ладонь, я млею.
– Давай я помогу, – тихо говорит он.
Дотрагиваясь до его руки и крепко ухватываясь за неё, я вновь испытываю приятное тепло прямо в сердце, желая, чтобы этот момент продолжался вечность. Нежное прикосновение успокаивает и будоражит сознание. Наконец я сажусь, а он не забывает подправить платье, а затем снова опирается на автомобиль.
Я выпрямляю ноги, поворачиваю голову к красивым видам ночного города и с замиранием наблюдаю за кружочками света, исходящими от фар и фонарей. Рассматриваю тысячу огоньков там, вдалеке. Некоторые из них мерцают, некоторые – светят неподвижно. Шум машин, вечно спешащих куда-то, почти до нас не доходит. Есть только шум ветра, играющего в моих волосах, и стук моего сердца.
– Красиво, правда? – нарушает тишину Гай.
– Очень, – искренне отвечаю я. – Но, по правде говоря, ты не похож на того, кто может любоваться подобными видами. Это слишком… романтичное занятие.
Он тянет паузу несколько секунд, опускает голову, словно решает сложную головоломку, а потом наконец говорит:
– Когда мама была жива, она сказала мне как-то: «Когда в твоей жизни появится девушка, чьи глаза будут сиять ровно так же, как блики ночного города, обязательно привези её сюда». И я обещал ей, что сделаю это.
Снова этот взгляд на мне. Снова он пронзает меня насквозь. Будто я не человек вовсе, а прозрачная оболочка. Словно эти зелёные глаза видят каждую мою мысль, пронёсшуюся в голове.
Такой взгляд невозможно забыть, невозможно променять. Его хочется лицезреть каждый день.
Я опускаю голову от смущения и не могу поверить, что кто-то может так думать о моих простых карих глазах. Я ведь всю жизнь завидовала Дилану, которому достались серые – как пасмурное небо, как дымок. Они всегда казались мне необычными, и я ругала маму за то, что она одарила меня простыми карими.