– Скажи, чтобы я остановился, – произносит Гай мне в губы, тяжело дыша. – Пожалуйста, Каталина. Может, хоть так во мне заиграет совесть.
– Нет, не хочу, чтобы ты останавливался. – Я открываю глаза, умоляя его продолжать. – Не останавливайся.
Его глаза полны необъяснимой тоски. Сейчас она кажется такой неуместной, что я теряюсь. А потом он снова опускает взгляд к моему приоткрытому рту. Его пальцы касаются губ, и он с новой силой накрывает их своими. Он целует меня жадно, смело, уверенно. Я не могу сдержать хриплого стона ему в рот.
– Каталина… – почти рычит он. – Скажи, чтобы я остановился.
– Нет-нет, – говорю я. – Не буду. Не хочу, Гай. Просто поцелуи. Просто целуй меня. Мы не будем делать ничего большего. Просто целоваться. И смотреть друг на друга… без одежды…
Конечно, не будем делать ничего большего. Как бы сильно я его ни желала, это дело принципа.
И тогда я чувствую, как он суёт руки мне под спину и тянет молнию платья вниз, не прекращая целовать. Я слегка приподнимаюсь, помогая ему в этом деле, пока вдруг не чувствую, как что-то зажимает мне рот. Хмурясь от удивления, я распахиваю глаза и вижу над собой Гая со взглядом, который теперь кажется совсем другим. Его рука прижимает к моим губам и носу тряпку, пропахшую каким-то сильным средством.
– Гай, что ты… – произношу я, но он крепче зажимает мне рот, вдавливая моё тело в кровать.
Теперь меня охватывает самая настоящая паника. Я пытаюсь встать, убрать его руки, но в очередной раз понимаю, как он силён. Да, у меня подготовленное тело, оно подвергалось нагрузкам, но Гай сильнее меня в разы. Сердце стучится так, будто готово выскочить из груди и убежать куда-нибудь далеко. Я хочу закричать, но из горла вырываются одни беспомощные хрипы и мычание.
Что он делает? Что он, чёрт возьми, делает?!
А потом я чувствую слабость, овладевшую конечностями. Силы израсходовались, они медленно покидают меня. Руки падают беспомощно на кровать, а глаза слипаются. Перед тем как погрузиться в сон или умереть, я вижу лишь размытое лицо Гая перед собой.
Её грудь почти неподвижна, но нет. Она не мертва, конечно. Всего лишь спит.
Гай проверяет пульс. Она должна быть живой для воплощения плана. Рано умирать таким образом. Затем он рвёт красивое платье, портя его настолько, что невозможно будет это исправить. Парень стягивает ткань, открывая вид на грудь в одном чёрном бюстгальтере и чёрное нижнее бельё.
«Она бы никогда в жизни не осмелилась показаться в таком виде», – думает Гай, бросая платье в сторону. Он делает надрезы на бретельках, достав запрятанный перочинный нож, а потом, когда дело доходит до трусиков, его руки вдруг замирают.
Вот оно… Снова. Неприятие и отказ овладевают им. Он смотрит на лицо Лины, на её тело, и понимает, как сильно слабость затмевает ему разум. Отец был прав. Он всегда прав.
Гай встаёт с кровати и на всякий случай убеждается в том, что за дверью никого нет. Возможные обстоятельства – войдёт кто-либо из горничных, постучится миссис Норвуд, появится кто-то другой, – совершенно его не пугают. Риски уже были миллионы раз прокручены в голове. На каждый найдётся свой выход.
За рубашкой Гая спрятан пистолет с глушителем, использованный им столько раз, что не хватит и полувека сосчитать количество трупов. Он медленно достаёт его из кобуры, приближаясь обратно к девушке.
Каталина прекрасна, когда спит крепким и безмятежным сном, не ощущая ничего из того, что должна бы в эти минуты. Руки её покоятся на кровати, глаза закрыты, дыхание тихое и ровное.
Он прижимает дуло к её голове.
Глава 35
Я открываю глаза.
У меня болит голова, а к горлу подкатывает неприятная тошнота. Но недоумение куда сильнее этих физических чувств, потому что перед глазами вспыхивают картинки прошлой ночи. Я смотрю в окно, из которого в комнату струится солнечный свет, и щурюсь, потому что яркие блики смешиваются, вызывая неприятное покалывание.
Может быть, мне просто всё это приснилось?
Нет. Не приснилось. И я убеждаюсь в этом, когда опускаю взгляд на своё тело. В углу валяется разорванное платье, на мне – повреждённое нижнее бельё, а рядом… кровь. Я едва не выкрикиваю, когда вижу запачканное ею одеяло и простыни. И ноги… Мои ноги тоже ею запачканы. Прикрываю руками тело и резко встаю с кровати, ужасаясь увиденной картине.
Я не понимаю, что происходит, что случилось ночью, откуда эта кровь, откуда головная боль, откуда все эти страшные всплывающие кадры в моём разуме… И в отчаянии от собственной беспомощности мне хочется рвать на себе волосы, пока вдруг я не вижу записку, лежащую на подушке. Клочок бумаги, сложенный вдвое. Дрожащими пальцами я хватаю её и раскрываю, позволяя глазам пройтись по знакомому почерку.