Мы дошли до качелей, и я села на одну из них. Казалось, что она вот-вот развалится, но я все-таки рискнула. Рейнер присел на вторую, и на какое-то время в воздухе повисла тишина.
— Мали, прости за мое поведение.
Я пожала плечами.
— Бывает.
— Не надо так. Я повел себя как идиот, ты не заслуживаешь такого отношения. Да, я утверждал, что между нами только секс, и это правда, но все-таки ты девушка и заслуживаешь уважения. Я должен был сказать Пиппе правду.
— Она уже в курсе, Рейнер, так что единственные люди, кого ты заставил страдать – это мы с тобой.
Он прищурился.
— Ты говорила с ней.
Прозвучало, как утверждение.
— Да, мы общались. Она хотела обсудить со мной все случившееся. Пиппа далеко не глупа, и ты ей не безразличен, Рейнер.
Наши глаза встретились.
— В любом случае, я не должен был так поступать. И я совсем не стыжусь тебя, Мали. На самом деле…
Он слез с качели, и я пристально посмотрела на него, желая услышать продолжение мысли.
— На самом деле, что?
— Ты – лучшая партнерша из всех, что у меня были с тех пор как… Тяжело вспомнить.
Я быстро заморгала. Лучшая кто?..
— Партнерша? — ошарашенно переспросила я.
Он закрыл глаза и выругался.
— Черт, опять я все порчу.
— Все в порядке, — я махнула рукой. — Хм, весьма польщена.
Рейнер сжал губы.
— В любом случае, я очень сожалею. Не знаю, что за чертовщина происходит между нами, но по какой-то необъяснимой причине я понимаю, что не могу остановиться. Я ничего не могу обещать, поскольку мне нечего тебе предложить, но я хочу продолжить…
— Спать со мной?
Глаза Рейнера вспыхнули.
— Да.
— Что ж, сегодня твой день, красавчик, — сказала я, раскачиваясь на ржавые качели. — Я с радостью приму твое предложение продолжить наше общение.
— Правда?
Я улыбнулась.
— Угу.
~*~*~*~
— Давай, расскажи мне что-нибудь такое, чего никогда никому не рассказывал, — сказала я, пока мы лежали в моей кровати.
Только что мы занимались любовью, долго и медленно. И теперь уставшие, и счастливые лежали в обнимку.
Он не убегал. Он не делал ни одного движения, чтобы уйти. Казалось, что он счастлив оставаться со мной, и я была не против.
— Терпеть не могу пауков. Я их боюсь.
Я захихикала.
— Да ладно?
Он широко улыбнулся.
— Да, черт возьми. Они мерзкие.
— И что? Когда ты их видишь начинаешь прыгать и верещать, размахивая руками?
Он легонько сжал мою руку.
— Нет, но я не люблю, когда они ко мне приближаются.
— Забавно.
— Я рад, что развеселил тебя, — фыркнул Рейнер.
— Просто со стороны никогда не скажешь, что ты можешь чего-либо бояться.
На мгновенье он замолчал.
— Представляю, как бы ты удивилась данному открытию.
— Думаю, да, — согласилась я. — Внешне ты очень сильный, но в твоих глазах таится какая-то очень глубокая история, Рейнер. Возможно, когда-нибудь ты захочешь поделиться со мной.
Он отодвинулся и мне показалось, что он как обычно уйдет от разговора, но вопреки моим ожиданиям Рейнер сказал:
— Меня продали в рабство.
Я содрогнулась всем телом в его объятьях, поскольку за это время я прокрутила в голове тысячу различных сценариев, но только не этот. Кровь застыла в моих жилах. В рабство? Неужели, он имеет в виду…
— Нет, не сексуальное рабство, — сказал он, словно прочитав мои мысли. — Я был рабочим.
— Рейнер, — выдохнула я.
— Там я и встретил Пиппу.
О, нет.
— Пиппа тоже была в рабстве? — ахнула я.
— Да, — его голос поник. — Мы познакомились и очень сблизились, пока были там.
— Мне так жаль… Я… Я никогда… Как все произошло?
Рейнер задумчиво играл с локоном моих волос.
— Я подсел на наркотики, связался не с теми людьми, и за долги меня продали на табачную фабрику где-то в Мексике. Я провел там более пяти лет.
О, Господи. Бедный Рейнер. Мой несчастный любимый Рейнер.
— А Пиппа?
— У нее была очень тяжелая жизнь и ее продали практически по тем же причинам. Мы вместе разделили одну и ту же участь, и за эти годы стали совсем другими. Шрамы на моей спине появились в тот день, когда я был избит до полусмерти, защищая ее.
По моему лицу текли слезы, которые я была не в состоянии остановить. Я и представить не могла, насколько тяжело пришлось Рейнеру. Он прошел через кромешный ад. Страшно представить, сколько боли накопилось в его душе.
— Меня освободили раньше, чем ее и это был самый худший день в моей жизни. Только совсем недавно мы встретились вновь.