И хрупкий.
Голос Селлитто вывел его из задумчивости.
– Послушай, Линк, мне очень жаль, но ты должен знать, что преступник – твой двоюродный брат, Артур Райм. Его обвиняют в предумышленном убийстве без смягчающих обстоятельств. Окружной прокурор считает, что двадцать пять лет ему гарантированы.
Глава третья
– Давно не виделись.
Джуди Райм с посеревшим лицом сидела в лаборатории, сцепив руки, стараясь не отводить взгляда от глаз криминалиста и, упаси Бог, не увидеть что-то не то.
Райма всегда бесили посетители, которые либо натужно притворялись, как бы не замечая, что перед ними калека, либо начинали фамильярничать и рассказывать анекдоты, почему-то возомнив себя его закадычными друзьями, чуть ли не прошедшими вместе через войну. Джуди относилась к первой категории – осторожно подбирала слова и тщательно обдумывала фразы, прежде чем произнести их вслух. Но Райм все же проявлял сдержанность – как-никак родственница – и только изредка украдкой поглядывал на телефон.
– Давненько, – согласился он.
Том взял на себя исполнение обязанностей гостеприимного хозяина, так как Райм не собирался о них вспоминать. Он предложил Джуди кофе, который так и остался стоять нетронутым перед ней на столе как деталь мизансцены. Райм еще раз бросил вожделенный взор на бутылку виски, но Том оставался непоколебим.
Джуди, очень привлекательная темноволосая женщина, сейчас выглядела более спортивной и подтянутой по сравнению с тем, какой она запомнилась Райму. Последний раз они виделись примерно за два года до несчастного случая, превратившего его в инвалида. Джуди осмелилась посмотреть в лицо двоюродному брату мужа.
– Жаль, что мы сюда так и не выбрались. Я хотела приехать, но как-то все не получалось, правда!
Понятно, что «сюда» означало не визит к здоровому родственнику, а гораздо менее приятное посещение беспомощного паралитика. Выжившие жертвы катастроф умеют угадывать недосказанные слова, как если бы они слышали их.
– Ты получил наши цветы?
Тогда, после несчастного случая, Райм долго находился в полубессознательном состоянии – болевой шок, анестезия, психологическая травма и мучительное свыкание с уму непостижимым: он уже никогда не сможет передвигаться самостоятельно. Ему было не до цветов, несомненно, присылаемых в больницу родственниками и еще многими знавшими его людьми. Слишком тяжело утешать безутешного, проще откупиться букетом.
– Да. Спасибо.
Молчание. Нечаянный, мимолетный взгляд на его ноги. Если человек не может ходить, первое, что приходит в голову: у него больные ноги. Да нет, ноги в порядке. Все дело в том, как заставить их ходить.
– Ты хорошо выглядишь, – заметила Джуди.
Райм не знал, как он выглядит, и даже не задумывался об этом.
– Я слышала, ты развелся?
– Угу.
– Очень жаль.
А о чем, собственно, сожалеть, подумал Райм, но промолчал, не желая показаться циничным. Он лишь кивнул в знак признательности за сочувствие.
– Что слышно от Блэйн?
– Живет на Лонг-Айленде. Вышла замуж. Мы с ней мало общаемся. Так обычно бывает, когда нет детей.
– Помнишь, как вы вдвоем приезжали к нам в Бостон на длинный уик-энд? Здорово было, правда? – Ее улыбка казалась подрисованной, как маска клоуна.
– Да, неплохо.
Выходные в Новой Англии – поход по магазинам, поездка к полуострову Кейп-Код, пикник на берегу залива. Райм вспомнил, как нравилась ему местная природа. При виде позеленевших камней, выступающих из воды неподалеку от берега, его осенила идея собрать коллекцию водорослей, произрастающих в акватории вокруг Нью-Йорка, и создать базу данных для криминалистической лаборатории муниципального управления полиции. Он потом неделю мотался на машине по окрестностям мегаполиса, охотясь за образцами.
Примечательно, что за время той поездки в Бостон Линкольн и Блэйн ни разу не поссорились. Даже на обратном пути, когда они остановились на ночевку в маленьком коннектикутском мотеле, все было хорошо. Райм вспомнил, как им, словно опьяневшим от воздуха, пропитанного запахом жимолости, случилось отдаться охватившей их страсти прямо на полу выходящей в сад веранды.
После этого Линкольн больше не встречался с Артуром, только пару раз братья обменялись непродолжительными разговорами по телефону. Потом произошел тот несчастный случай, и всякое общение прекратилось.
– Артур как бы выпал из жизни, – со смущенной усмешкой признала Джуди. – Ты знаешь, что мы переехали в Нью-Джерси?
– Неужели?
– Арт преподавал в Принстоне. А потом остался без работы.
– Что случилось?
– Он был доцентом и занимался своими исследованиями. Ему не предложили профессорской должности. Арт считал, что его подсидели. Ты же знаешь эти университетские интриги.
Генри Райм, отец Арта, был прославленным профессором физики Чикагского университета. В этом ответвлении семейства Раймов университетская карьера считалась почетной. Перед окончанием средней школы Артур и Линкольн не раз спорили по поводу преимуществ научной и преподавательской деятельности, с одной стороны, и частного предпринимательства – с другой. «Работа в университете дает возможность приносить обществу огромную пользу», – расфилософствовался как-то Арт за парой банок пива, приобретенных братьями не совсем законным путем, что Линкольн тут же прокомментировал в менее пафосном тоне: «А вечно озабоченные лаборантки дают в том числе и возможность совместить полезное с приятным!» Тем не менее Арт сумел сохранить серьезное выражение лица.
Так что Линкольн ничуть не удивился, когда двоюродный брат стал университетским преподавателем.
– Его оставляли на должности доцента, но Арт предпочел уволиться. Очень уж разозлился тогда. Он рассчитывал сразу найти другую работу, но не получилось. После бесплодных поисков с трудом устроился на частную фирму, выпускающую медицинское оборудование. – Еще один нечаянный взгляд, теперь на инвалидную коляску со всевозможными техническими наворотами. Джуди залилась краской, будто совершила легкомысленный поступок. – Но там ему не понравилось, это было совсем не то, о чем он мечтал. Знаешь, он наверняка хотел навестить тебя, но, мне кажется, его останавливало чувство стыда за свою неудачу. А ты ведь такой знаменитый и прочее. – Наконец-то глоточек кофе. – У тебя с ним было столько общего, прямо как родные братья. Я так много нового узнала из твоих рассказов тогда, в Бостоне! Особенно об Артуре. Помнишь, мы полночи не спали, хохотали до упаду? А мой свекор, Генри, – когда был жив, ты у него с языка не сходил!
– Правда? Вообще-то мы довольно часто переписывались. Кстати, последнее письмо от Генри я получил за несколько дней до его смерти.
В памяти Райма сохранились десятки неизгладимых воспоминаний о своем дяде, но одно из них было особенно ярким. Высокий, лысеющий мужчина со здоровым румянцем на лице откинулся на спинку стула, от души хохоча и смущая тем самым многочисленных родственников, собравшихся за рождественским столом. Иначе, конечно, реагировали на это его жена, привычная к подобным выходкам, и юный Линкольн, тоже покатывавшийся со смеху. Он очень любил дядю. Линкольн часто приезжал навестить двоюродного брата, жившего с родителями примерно в тридцати милях на берегу озера Мичиган в Эванстоне, северном пригороде Чикаго.
Впрочем, сейчас Райм не испытывал ни малейшего желания впадать в ностальгию, а потому с облегчением вздохнул, услышав звук открываемой входной двери и семь хорошо знакомых твердых шагов по паркету, до ковра. Мгновением позже в лаборатории появилась молодая стройная рыжеволосая женщина. Она была в джинсах, черной футболке и расстегнутой нараспашку блузе вишневого цвета, из-под которой сбоку, повыше бедра, угрожающе выглядывала черная рукоятка ее табельного «глока».
Амелия Сакс улыбнулась и поцеловала Райма в губы. Краем глаза криминалист заметил непроизвольное движение Джуди, значение которого понять было нетрудно. Любопытно лишь, что же именно привело ее в замешательство: то ли ее собственная бестактность – даже не подумала поинтересоваться его личной жизнью, – то ли она просто не ожидала, что у калеки может быть любовница. Тем более такая обезоруживающе привлекательная, как Сакс, блиставшая до поступления в полицейскую академию на модельном подиуме.