Его выражение лица становится серьезным.
– Ты переживаешь по этому поводу?
Рядом с нами стоит кукольный домик, очень старый и потрепанный временем. Провожу пальцем по блеклым перилам крыльца.
– Мы словно куклы в этом домике. Нас переносят в самые разные места по своему желанию, будто мы ничто.
– Ты права, – мягко говорит Блу. – Им плевать на нас. Они ничего не понимают. Но мне не все равно, красавица. О тебе я волнуюсь больше, чем мне бы следовало.
Эти слова будут глубоко спрятаны во мне. Неважно, куда меня занесет после всего этого или как далеко я буду от него, эти слова я запомню навсегда.
– Я тоже, – шепчу я еле слышно.
Блу кладет два пальца под мой подбородок и приподнимает мое лицо прямо к своему.
– А жду я, потому что лучше совсем тебя не иметь, чем причинить тебе боль.
– Мне казалось, ты наоборот хочешь мне ее причинить.
– Только если ты сама того захочешь.
Я начинаю смеяться.
– Ты должно быть сумасшедший, раз думаешь, что я когда-нибудь этого захочу.
Одно дело – секс, но связывание – это уже совсем другое.
Блу всего лишь пожимает плечами, не споря с моим отказом. Он не пытается принудить меня до этого разговора и совсем не собирается делать это сейчас. В его планы не входит требовать с меня занятие сексом или какой-нибудь извращенности. Ему хватает наших разговоров и поцелуев, что облегчает мою душу.
Мне становится спокойно, и я двигаюсь поближе к нему. Спустя мгновение он обнимает меня за плечи и прижимает к себе... каждый раз, когда мы находимся вблизи друг от друга, Блу обязательно прикасается ко мне. Его прикосновения заботливы, горячи, властны. На этот раз ощущается невероятная нежность.
Сквозь грязное окно старого чердака, где мы находимся, можно рассмотреть растянувшийся во все стороны город... его высотные здания попеременно моргают своими огнями. В них, словно муравьи в стеклянных коробках, живут люди.
Но это всего лишь иллюзия. Люди из центра города очень богаты и влиятельны.
Это мы являемся маленькими и совсем не значительными созданиями, кого те люди могут запросто раздавить, наступи они на нас из-за нашей же неосторожности.
– Он не был ребенком, – раздается в темноте голос Блу. У меня уходит несколько секунд, чтобы осознать, о чем тот говорит.
Те слухи. Что ты убил ребенка в своей прошлой школе.
Я сжимаю свои руки по бокам в кулаки, но если он и раньше не был мне страшен, то и сейчас ничего не меняется. Я понимаю, что на самом деле может быть так, как он думал сделать. Взять и оттолкнуть меня прежде, чем правда всплывет. Но я все еще рядом.
– Кем он был? – спрашиваю я дрожащим голосом. У меня достаточно смелости, чтобы находиться рядом, но недостаточно для того, чтобы скрыть мой испуг в этой ситуации. Всю жизнь меня окружает жестокость, та, что оставляет после себя синяки и жалит, но не убивает.
Долгое время Блу хранит молчание.
– Да типичная ситуация, – наконец произносит он. – Когда отец каждую ночь проводит, смотря на дно бутылки, а по возвращении домой срывает свою агрессию на маме.
Меня избивали, что и было задокументировано соцработником.
Он говорил не о каком-нибудь другом ребенке. Мое сердце сжимается, а в груди ощутимо ноет сочувствие. Я и раньше слышала эту историю, но от этого не становится легче.
– Мне очень жаль.
Он всего лишь кивает, будто принимая мое сожаление… либо просто смирившись с тем фактом, что уже ничего не изменить.
– Однажды он совсем слетел с катушек и начал безостановочно избивать маму. К тому времени я уже был достаточно большим, чтобы дать отпор, но она... – его голос надломился. – Она не хотела, чтобы я ввязывался. Когда я все-таки попытался, было уже поздно.
– Боже, мне так жаль.
– Затем он перешел на меня, – уже мягко продолжает Блу, полностью погрузившись в прошлое. – Не думаю, что он даже осознавал свои действия. Он был абсолютно пьян, а я, увидев на полу свою мать, сорвался. Той ночью я его убил.
Я не могу вымолвить ни слова. Это не твоя вина. Он заслужил подобное.
Холодный взгляд Блу загоняет меня в ловушку. Даже угрожая связать меня, он не выглядел настолько жестоким как сейчас.
Он поворачивается ко мне лицом, и холод в глубине его глаз делает меня неподвижной.
– Они назвали это самозащитой, – говорит Блу, – но все было не так. Я мог защититься и не убивая его. Можно было просто убежать, и он не смог бы догнать. Я хотел его смерти.
– Конечно, ты хотел, – мягко произношу я.
– Я не сожалею об этом, – в его голосе звучит вызов... но сам он слышится мне моложе, чем есть на самом деле. Передо мной будто сидит не плохой парень, а маленький напуганный мальчик, у которого не было другого выбора, кроме как убить своего отца.
– Сейчас это уже не имеет значения, – говорю я, хотя знаю, что это ложь. На деле еще как важно.
Раздается холодный смех. И все, на его лице снова появляется маска, гладкая и прочная.
– Если в этом доме среди детей начнется драка, всем будет наплевать. Это словно питбули, дерущиеся в клетке. В этом, можно сказать, и есть смысл.
Мне становится не по себе от такой аналогии. Уж слишком она точная.
– Что же касается меня? – продолжает Блу. – Мне они не доверяют. Уж точно не с количеством ножевых ранений на теле отца. Им пришлось меня отпустить, так как необходимо было избежать скандала, в котором заслуженный герой войны избивал свою семью каждую ночь.
– Господи, Блу.
– Если я ввяжусь в драку, всем будет интересно, убью ли я кого-то. Еще больше скандала. Но интересная штука в том, что порой я все-таки хочу убить кого-нибудь. Например, когда Мэтью трогал тебя.
Я с трудом сглатываю. Не могу винить его в желании навредить Мэтью. Но не убийство. Возможно, это мне надо желать его смерти, а отсутствие желания делает меня слабачкой.
– Ты так хорошо... собой владеешь.