Он ничего не ответил, а лишь смотрел прямо перед собой, как будто я вовсе ничего не сказала.
— А ты? — спросила я, в моей груди все сжалось.
— Я никогда не полюблю кого-то другого, Колокольчик… но теперь мы совсем разные люди.
О, Боже.
Он не хочет.
— Да, — сказала я, сползая с кровати. — Я все понимаю.
— Я не утверждаю, что ничего не получится, — сказал он, повернувшись и посмотрев на меня. — Но не так-то просто взять и вернуться в прошлое. У нас есть ребенок, и теперь все иначе, как я уже сказал. Есть большая вероятность того, что ты просто не захочешь знать человека, которым я стал.
— Ты прав, — согласилась я. — После своего возвращения в город, временами я смотрела на тебя и думала, а знаю ли я тебя, Макс… — я опустила глаза. — Но я предала тебя, и хочу использовать этот шанс. Вдруг, можно исправить то, что было разрушено?
— Малыш, я не могу так быстро, — хрипло сказал он. — Я не могу дать тебе обещаний, и я не могу гарантировать, что все получится…. Я просто должен все делать постепенно….
— Понимаю. Я тоже.
— И это означает… — он посмотрел на мои губы, — что мы должны прекратить заниматься сексом.
В моей груди стало горячо, но я кивнула.
— А ты….. будешь… Есть кто-то?....
Он встал, подошел ко мне, и взял меня за подбородок своей огромной рукой.
— Я не собираюсь давать нам второй шанс, и при этом спать с другой.
В моем животе все скрутило от ревности при мысли, что у него были другие женщины, и, не сумев удержаться от вопроса, я выпалила:
— Сколько их было?
Он резко отпустил мое лицо.
— Зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые могут ранить тебя?
— Макс, пожалуйста.
Он вздохнул и провел рукой по волосам.
— Да, я считал, что ли, черт возьми? Может, двадцать.
Двадцать.
Двадцать женщин лежали в постели с моим мужем.
Мне стало так больно, что невозможно представить. Я не могла смотреть на него, и просто отвернулась. Не потому, что я зла, нет. Просто это безумно больно, черт возьми, и я не хотела, чтобы он видел мои страдания.
— Эй.
Он подошел ближе, положил руку сзади на мою шею и тихонько сжал, прежде чем я снова взглянула на него, встретившись с его потемневшими глазами.
— Они ничего не значили для меня. Я знаю, что от этого легче не станет, но у меня была всего лишь одна девушка, которую я любил, Колокольчик.
Я кивнула. Это единственное, что я могла сделать.
— Мамочка?
Я услышала, что Имми заплакала и отпрянула от Макса. Быстро натянув на себя одежду, я бросилась прочь из комнаты. Имми сидела на кровати и растерянно озиралась по сторонам. Я забежала, села с ней рядом и обняла.
— Я здесь, милая. Мама дома.
— Я не знала, где ты, — заплакала она.
— Я была с бабулей, помнишь? Но теперь я здесь.
— Ты тоже тут спала?
— Да, малышка.
— Макс сказал, что утром мы будем жарить блинчики.
Я улыбнулась, уткнувшись лицом в ее волосы, вдыхая их аромат. Я подняла глаза и увидела Макса, стоящего в дверях в приспущенных на бедрах штанах. Он смотрел на нас с нежностью.
— Что ж, раз Макс сказал, значит, ты обязательно получишь свои блинчики.
— Мама?
Я отвела взгляд от двери и посмотрела на дочь.
— Что, детка?
— А что, Макс будет моим новым папой?
Я вздрогнула и посмотрела на Макса, скулы которого крепко сжались. Она имеет право знать, и он заслуживает того, чтобы она знала, поэтому я честно сказала:
— Макс и так твой папа, милая.
Она заморгала и выпучила глаза.
— Он мой настоящий папа, как у всех ребят в садике?
Я улыбнулась, и изо всех сил старалась сдержать слезы.
— Да, именно так.
— Тогда, если он мой папа, мы теперь будем жить все вместе?
— Мы посмотрим, солнышко, хорошо?
Она посмотрела на Макса.
— А я могу теперь называть тебя папой?
Его лицо…Боже, нужно было видеть его лицо….Он кивнул, потому что, судя по всему, это единственное, что он мог сделать.
— У-р-а-а-а-а-а-а!!! — закричала Имми.
Ох уж эти дети. Как же все у них просто.
— Ладно. Тебе нужно еще поспать, потому, что еще очень поздно. Завтра будем жарить блинчики.
Она зевнула, и я уложила ее снова в кровать.
— Я люблю тебя, мамочка.
— И я люблю тебя, моя принцесса.
— И папу! Папочку я тоже люблю.
Я взглянула на Макса, он выглядел совершенно растерянным. Он открывал и закрывал рот, просто потеряв дар речи.
— Папочка тоже любит тебя. А теперь, марш в кровать, — сказала я, снова поцеловав дочь.
Она уютно свернулась клубочком, и я вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Макс стоял в коридоре и смотрел на свои сжатые кулаки.