– Чего, заметил кого-то? – спросил лейтенант.
– Показалось.
Они хорошо перевели дух в этом овраге, лейтенанту промыли рану – нога у него уже начала опухать, стала багровой, покрылась каплями пота. Побежимов озабоченно покрутил головой: хорошо бы из мякоти вытащить пулю… Но как?
Это можно сделать только на операционном столе. А до берега Волги, где в какой-нибудь палатке, пропахшей бинтами, спиртом и кровью, можно найти очумелого хирурга с красными от бессонницы глазами, идти еще километров двадцать… Побежимов сгреб в свою большую ладонь лицо, сжал его, проговорил бесстрастно:
– Все, надо идти дальше. – Глянул вопросительно на лейтенанта, потом перевел взгляд на обмотанную бинтами ногу, в глазах его появилось болезненное выражение: – Ну как?
– В пределах терпимого, – спокойным голосом отозвался Тихонов.
– Идти можем?
– Можем.
В эту минуту совсем рядом, на закраине оврага, заросшей густой лещиной, которую диковинным образом обошли и осколки и пули, раздался крик – кричал выставленный для охраны боец:
– Немцы!
– Мать твою! – выругался Тихонов и скомандовал голосом звонким, совершенно лишенным болезненной хрипоты: – К бою!
Овраг зашевелился, люди спешно полезли наверх, к закраине, чтобы занять позицию повыгоднее. Справились с этим быстро.
Разные бывают окруженцы: одни расхристанные, похожие на бандитов, не признающие никаких командиров, другие – подавленные, вялые, команд они словно бы не слышат вообще, бывают третьи, четвертые и пятые – разные, словом, а вот окруженцы, примкнувшие к группе Тихонова, совсем не были на них похожи. Лейтенанту удалось за считанные дни сколотить настоящее дисциплинированное войско, хоть и маленькое, но особое, которое слушалось его и как всякая воинская часть выполняла приказы.
– Без команды не стрелять, – предупредил Тихонов, оглянулся, поискал взглядом Брызгалова – тот отвечал за снайперскую винтовку, оставшуюся от погибшего сутки назад сержанта Уточкина, толкового стрелка, потерявшего свою отступившую на восток часть. – Брызгалов, ты где?
– Да здеся я, товарищ лейтенант, – отозвался Брызгалов. Он сидел буквально рядом, под кустом, и с невозмутимым видом смолил цигарку.
– Давай-ка сюда винтовку. Не гоже, чтобы она простаивала без хозяина.
Брызгалов смял пальцами яркий огонек самокрутки и даже не поморщился, словно бы считал боль своим естественным состоянием. Через несколько мигов он оказался уже около лейтенанта.
В училище у себя Тихонов считался не только лихим единоборцем, но и хорошим стрелком, однажды даже стал чемпионом по малопулевому трехборью – тульские мелкашки тогда прочно входили в моду и чемпионаты по стрельбе из малокалиберных винтовок разве что только в детских садах не проводились.
– Брызгалов, будь другом, помоги подтянуться, – Тихонов ткнул рукой в закраину, которая, как надежная земляная бровка, скрывала находившихся сейчас в овраге, – хочу на исходную позицию забраться.
Сквозь сохлую ломкую траву, давя куртины чернобыльника, к оврагу подходили немцы. Подходили развернутой цепью, выставив перед собой стволы винтовок и автоматов, полусогнувшись, будто приготовились к броску бегом.
В середине цепи вышагивали два голенастых, в хорошо подогнанной, еще не обмятой на фронте форме офицера, – если судить по серебряным погончикам на их плечах, – также вооруженные автоматами.
Офицеров надо убирать в первую очередь, всех остальных – потом. Тихонов стащил с прицела винтовки матерчатый чехольчик, приник к резиновой тубе, натянутой на край оптического прибора.
До немцев было еще метров сто, не меньше, это часовому сгоряча, в первые секунды показалось, что они уже совсем рядом, рукой дотянуться можно, а на деле было пока далеко.
– Без команды не стрелять, – вновь подал голос Тихонов, – подпустим еще чуть…
Немцы хоть и шли на полусогнутых, – в стойке, которая, как вообще казалось фрицам, ходившим в наступление, может обмануть пулю, но пулю не обманешь – бесполезно, – а видя, что овраг молчит, никакой жизни в нем нет, начали распрямляться.
Лейтенант поймал в прицел щекастого, с розовым уверенным лицом офицера, шедшего почти на него, покосился на холщовый мешочек, который Брызгалов положил рядом – там находились две снаряженные обоймы и россыпью постукивали друг о дружку десятка полтора патронов… Спасибо сержанту-снайперу, запасливым оказался человеком.