– Ну чего, подружка? – бесстрашно поинтересовался Колька, догоняя пытавшуюся удрать чернокожую красавицу. – Не торопись, спешить тебе некуда.
Ухватил змею за хвост, подтянул к себе и, намотав конец на кулак, чтобы змея не соскользнула, со всего маху ударил ее головой о сохлую, твердую, как дерево, кочку.
Змея пискнула, распахнула рот широко и скисла, словно бы из нее выпустили воздух.
– Что и требовалось доказать, – вспомнив школьные уроки по алгебре, проговорил Колька и поволок змею себе во двор на разделку.
Там он первым делом измерил змею – годится ли для галстука, – причем галстука длинного, такого, чтобы конец закрывал пряжку ремня на брюках. Змея была длинная, годилась не только для пацана, но и для взрослого человека, – один метр тридцать четыре сантиметра.
Для обдирки и вообще проведения всяких операций, требующих острого лезвия, у него имелся остро наточенный ножик, сделанный из обрезка старого сломанного обеденного ножа, занимавшего когда-то почетное место в ряду столовых приборов. Оглушенная змея даже очнуться не успела, как оказалась без одежки.
Красивая змея эта оказалась не пустая, а с начинкой, внутри ее, в полости живота находилось двенадцать разбухших яиц. Кожица у яиц была мягкая, вялая, и Колька понял, что змея должна была вот-вот разродиться детенышами.
Недолго думая, Колька распластал ножом одно кожистое яйцо. Внутри шевелился похожий на большого дождевого червяка-выползка змееныш.
Колька почувствовал, как в глотке у него, в самом низу, шевельнулось что-то тошнотное, холодное, он принял это ощущение за проявление слабости и быстро одолел себя. Выковырнул второе яйцо, интересно было – там все то же, что и в первом яйце, или, может быть, какая-нибудь диковинная черепашка, с удовольствием проглоченная мамашей, – но нет, ни черепашки, ни лягушки, ни страшноватого ногастого тритона там не было, обитал такой же подслеповатый змееныш.
Довольно быстро Колька вспорол все яйца, что находились в змеином чреве, а сам начал чистить мамашу.
От антрацитовой шкурки надо было целиком отделить мышечный слой, все мясные крошки и кусочки, снять все дочиста, иначе галстук протухнет.
Его еще надо было обработать мукой, квасцами, наждаком счистить тонкую подкожную пленку, доверить нежную работу эту ножу было нельзя – лезвие может оставить порез, – затем снова обработать мукой, кожица должна быть мягкой, не поддаваться ни плесени, ни гниению, не то изделие прокиснет, превратится в неведомо что, поэтому Колька трудился особенно усердно.
Работой он увлекся и совсем не заметил, как выпотрошенными червяками, быстро обсохшими на солнце, заинтересовались куры.
Пока куры размышляли, пытаясь понять, что это такое, на передний план вылезли курята – весенний выводок, который к осени, к сентябрю уже здорово подрастал, курята были бойкие, горластые, длинноногие, всегда голодные; увидев вполне аппетитных мясистых червяков, расправились с ними так стремительно, что взрослые куры сказать им ничего не успели, лишь глазами молча хлопали, удивлялись, как шустрые детишки расправляются с неведомым кормом… А если этот товар был приготовлен для выставки?
Удивительная штука – только что были червяки, шевелились, обсыхая на солнце, – и вдруг не стало их.
Дело нарисовалось нешуточное, и куры начали волноваться, квохтать и расквохтались не на шутку – а вдруг курятам будет плохо, копытца откинут, глаза закатят, – в общем, устроили маевку, желая видеть ветеринара.
Вместо ветеринара на встревоженный куриный клекот вышла бабушка Серафима Степановна, натянула на нос старенькие очки в потрескавшейся оправе и недоуменно уставилась на кур: чего надо?
Неведомо, что они ей сказали, только бабуля, сморщившись, словно печеное яблоко, подозрительно покосилась на внука.
– Ты ничем их таким… – она демонстративно помяла пальцами воздух, – догадливая все-таки была бабушка Сима, – ничем их не кормил?
– А чем я мог их кормить? – Колька недоуменно уставился на нее, потом вспомнил, что он же не только выскреб змею изнутри, но и вылущил ее, вскрыл все яйца до единого… Только не думал он, что курята окажутся такими смышлеными и проворными и смолотят змеиный выводок, как обычных червяков с огуречной грядки. Ничего от выводка не осталось.
Тут бабушка Сима присоединила свой голос к куриному хору. Куры, поняв, что дело принимает еще более серьезный оборот, чем они думали, также начали поносить Кольку на все лады. Серафима Степановна горестно прижала передник к глазам:
– Подохнут ведь цыплята… Может, их зарубить? Но они же еще ничего не нагуляли, рано рубить – у них только кожа да кости…Даже супа не сваришь. Может, обойдется, Коль? – Она с надеждой посмотрела на внука. – А?..