— Я думаю, ты уже слышала. Твой отец мёртв, — безо всякой подготовки сказал профессор, взглядом подмечая любое изменение в поведении ученицы.
— Слышала, — сухо отмахнулась Николь.
— Мне жаль, — глухо произнёс он такую привычную, но глупую фразу. Будто ей должно стать легче от этих слов.
— Спасибо, — апатично отозвалась девушка.
— Завтра состоятся похороны. Там будет твоя мать и знакомые твоего отца. Никто из пожирателей не объявится, можешь не беспокоиться по этому поводу. Ты можешь взять с собой кого-нибудь, но только одного человека. Не нужно вызывать суматоху, — объяснил Северус, заметив вопрос в глазах когтевранки.
— Хорошо, я попрошу Драко, — её голос снова был безжизненным. — После похорон я могу забрать мать?
— Нет.
— Почему?
— Это опасно. Её могут найти в любое время, а ты не сможешь о ней позаботиться должным образом.
— Это моя мать! — ледяным голосом сказала Николь.
— Ты вернёшься в Хогвартс, а кто позаботится о ней?
В словах профессора была логика, и Николь не могла этого отрицать, но сдаваться так просто она не была намерена.
— Почему Вы помогаете нам? Разве это не в Ваших интересах — убить всю мою семью?
— В моих интересах защитить учеников школы, а если твоя безопасность будет зависеть от безопасности твоей семьи, то защитить и их, — спокойно отозвался Снейп. — Николь, тебе нечего бояться. Ты сможешь навещать мать.
— Ладно, — буркнула Рейнер, однако не согласилась со словами профессора до конца. Просто не стала спорить. Не в том состоянии.
— Отлично. Тогда завтра жду тебя и Драко в своём кабинете в 9. Да, и, Николь, — Северус обратил внимание ученицы на себя, — не наделай глупостей.
Когтевранка бросила на профессора тяжёлый взгляд и, попрощавшись, пошла в свою комнату, так ничего и не пообещав.
***
Говорят, что настоящее осознание потери приходит уже после. Вот, видишь бездыханное тело родного человека, понимаешь что он умер, льешь слёзы, бьешься в истерике так, словно это поможет, вот-вот он встанет, он обязательно поднимется. Но тело всё лежит, спокойное и не реагирующее.
Плакать у Николь не получалось, и на похоронах она боялась вызвать осуждение, если глаза останутся сухими. Мама, которая рыдала с самой первой минуты, проклинала пожирателей смерти самыми дикими словами, принимала соболезнования друзей и знакомых, заполняла собой всё звуковое пространство, а Николь даже моргала втрое медленнее обычного — кажется, именно это и называют ступором.
Девушка смотрела, как закрывали гроб, как плакала мама, как качал головой Драко, которого Никки умоляла пойти вместе с ней. Хотелось просунуть руки под тёмную крышку и не дать ей захлопнуться, но Рейнер всё стояла и смотрела. Смотрела на то, как гроб опускают в землю.
И лишь потом пришло осознание, что он не просто умер. Смерть — это что-то абстрактное, мёртвым внутри можно быть и оставаясь живым.
Его больше нет.
Сначала казалось, что он просто вышел за дверь. Вот она откроется и Николь кинется отцу на шею, обнимая и спрашивая: отчего так долго?
Но его всё не было и больше никогда и не будет. И вот когда она осознала это, в груди появилась тягучая тоска. Тупая боль словно разрывала сердце на куски, и от неё никак не избавиться. Ни один отвар целебных трав не способен её усмирить. Боль тянула ко дну тяжёлым камнем, боль убивала, боль душила. И никто не мог ей помочь…
На плечо опустилась мужская рука, некрепко сжимая его, и Николь подняла свою ладонь и коснулась пальцев Драко, испуская тихий вздох. Именно так умирает надежда. Надежда на лучшее будущее. Надежда на то, что там, впереди, ждёт что-то хорошее и светлое. Но Рейнер знала, что для неё ничего светлого не уготовано.
— Ты хорошо держишься, — услышала она голос Малфоя и невесело улыбнулась. В её глазах плескалось отчаяние, но Драко этого не видел, стоя за спиной девушки. Николь лишь крепче сжала его ладонь на своём плече.
Сабрина Рейнер готова была лечь в могилу вслед за мужем. В один день она лишилась почти всего — любимого и улыбки дочери. Женщина не помнила, когда последний раз видела девочку счастливой, а глядя на неё сейчас вообще сложно было поверить, что Николь умела улыбаться. Миссис Рейнер не знала, что ей делать дальше. Она была растеряна и убита горем, а на лице Николь не проскользнуло ни единой эмоции.
— Миссис Рейнер, — окликнул её юноша, который несколько минут назад стоял рядом с её дочерью, — примите мои соболезнования. Я думаю, Вы понимаете, что возвращаться домой опасно. Профессор Снейп говорил Вам остаться на том месте, где Вы скрываетесь сейчас, но я не согласен. Я предлагаю Вам другой вариант.
— Ч-что? — Сабрина видела блондина смутно, перед глазами всё плыло.
— Я обеспечу Вам безопасность, если Вы согласитесь пойти со мной. И в целях этой же безопасности, Вашей дочери лучше не знать, где именно Вы будете скрываться.
— Почему? Никки должна знать… — растерянно произнесла женщина, вытирая слёзы.
— Если Николь будет знать Ваше местоположение, случившееся может повториться.
— Она в опасности? — Сабрина широко распахнула глаза.
Да. Зная, что она задумала, не уверен, что смогу защитить её.
— Нет, конечно же нет, — мастерски соврал Драко, выдавив улыбку. — Но в опасности Вы. Именно поэтому позвольте мне помочь Вам. Мне можно доверять. Николь мне доверяет, — добавил он, зная, что мать доверится только человеку, которому доверяет её дочь.
— Х-хорошо, — заикаясь согласилась Сабрина и взглянула на свою девочку. Никки обнимала себя за плечи, а холодный ветер развевал её русые волосы. Было в этой позе что-то неуловимое. Какое-то ощущение беспомощности. Обречённости.
Малфой удовлетворённо выдохнул, благодаря Всевышнего за то, что мать не такая упрямая, как её дочь. Будь у Сабрины характер Николь, ему битый час пришлось бы доказывать ей свою правоту. И не факт, что доказал бы.
Драко поймал взгляд когтевранки и захлебнулся от той боли, которая исходила от неё. Казалось, что совсем скоро Никки устанет сражаться и проиграет в схватке со своими чувствами, позволяя боли растоптать её полностью. Малфой опасался, что Николь уйдёт вслед за отцом.
А она, признаться честно, подумывала об этом.
***
Он просчитал всё. Каждую деталь, каждую секунду, каждый взмах палочки, всё, что он будет делать и говорить. Драко планировал это несколько недель и сейчас был готов, как никогда. Необходимость этого пришла к нему в ту же минуту, когда он увидел тёмные круги под глазами подруги, рассказавшие ему о её бессонных ночах, разбитые костяшки рук, которые означали, что она нещадно лупила стену, выплёскивая все эмоции, нездоровую бледность её кожи и пропавший напрочь аппетит. Именно в ту самую минуту Драко понял, что не может оставаться в стороне. Он обязан был что-то предпринять. Ему понадобился целый день, чтобы решиться на то, что он собирался сделать. Ещё день Малфой потратил на то, чтобы переубедить себя. В конце концов, обозвав себя трусом, слизеринец решил, что не имеет права повернуть назад.
Она бы сделала для него то же самое.
Он точно знал, что в этот день они будут сражаться с очередным отрядом авроров на юге Солсбери. Проникнуть на поле боя, спрятав лицо под маской пожирателей, оказалось не сложно. Отражать все удары противника — тоже. Он ждал развязки этой битвы и собирался быть в первом ряду зрителей. Точнее, быть единственным зрителем и участником одновременно.
Драко подмечал всё. Он следил за фигурой женщины, облачённой в такую же мантию, как у него, видел блеск в её глазах и безумную улыбку, поскольку Беллатриса никогда не носила маску. Она получала удовольствие. Его тётка, Мерлин её подери, получала дикое удовольствие, убивая противников!
Малфой сильнее сжал зубы — сейчас не время обсуждать её маниакальные наклонности. Он отбил ещё одну Аваду и спрятался за бетонный выступ — нечто, что раньше было стеной. Его глаза всматривались в силуэты остальных пожирателей, пока не нашли человека, которого искали. Стив Роджерс вытер кровь с щеки и его лицо озарилось такой яростью, какой Драко ещё ни разу не видел у парня. Он был его ровесником, но слизеринец заметил, что уже давно выглядит старше своего возраста. В свои семнадцать Малфой ощущал себя на все тридцать, а его жизненный опыт, как он ни старался, пропить не удалось.