Не зря? Да он издевается?! Николь балансирует между жизнью и смертью, а его волнует лишь эта сраная победа?!
— Вы все хорошо поработали! Но… — взгляд Лорда упал на Беллатрису, и та вышла в центр. Взоры всех присутствующих тоже обратились к женщине. — Вчера произошло одно событие, которое я не могу оставить без внимания, — продолжил маг, внимательно наблюдая за реакцией своих подданных. — На Беллатрису, Энтони и Стива вчера напали. Напал кто-то из вас, — он обвёл взглядом пожирателей. — Стив мёртв. Энтони был убит сегодня. Я хочу, чтобы человек, совершивший это, признался сам. Тогда невиновные не пострадают.
Все молчали. Драко нацепил на лицо непроницаемую маску, скрывающую все эмоции. Это не он.
Его. Там. Не было.
— Почему Вы решили, что это кто-то из нас, мой Лорд? — подал голос Люциус.
— На напавшем была маска. Такая маска могла быть только у кого-то из вас! — ответила Беллатриса. — Ты ведь тоже там был! На нас напали после того, как ты трансгрессировал.
— В таком случае, полагаю, с меня обвинения сняты? — надменно поинтересовался Малфой-старший.
Белла промолчала, а затем резко вскинула голову и решила перейти в наступление.
— Возможно, это твой сын, Люциус? Он вполне мог отомстить за отца, увидев нашу ссору.
— Драко вообще не было на той миссии! — воскликнул мужчина, опережая слова Драко.
— Я был в Хогвартсе, — спокойно выдал слизеринец и словил на себе напряжённый взгляд Тео, который знал, что в тот день Драко, буквально, испарился, а Нотт пытался его найти. Быстро смекнув, что к чему, Теодор поспешил подтвердить алиби друга.
— Драко действительно был в Хогвартсе. Мы вместе выпивали вчера.
— Человек, напавший на нас, говорил о том, что не хорошо убивать своих. Это он на отца Рейнер намекал? — предложила новую теорию Лестрейндж. — Так может это малышка Никки решила отомстить?
— Вот только её сюда приплетать не нужно, — не сдержался Драко. — Ей явно было не до того, чтобы мстить.
— К тому же, я видела Николь вчера в школе, — подтвердила его слова Пэнси.
— Прекратите гомон! — послышался ледяной голос Волан-де-Морта. — Так что? Никто не признается? — в ответ тишина. — Тогда, наказаны все. Круцио!
***
Драко уже привычным движением открыл дверь комнаты для гостей, которая принадлежала Николь, и прошёл внутрь, кивнув пожилому мужчине, сидящему возле кровати девушки. Колдомедик похлопал парня по плечу, ободряя, и поспешил уйти, оставляя слизеринца наедине с волшебницей. Малфой погладил её по голове и мягко поцеловал в макушку.
Болезненный цвет лица так не шёл ей, что у Драко появилось непреодолимое желание вызвать на её щеках румянец. Но Николь всё ещё не приходила в себя.
Парень сел на край кровати и взял девушку за руку. Её маленькая ладонь была холодной, как у трупа, но Драко отогнал эту мысль подальше. Она жива. Грудь когтевранки едва вздымалась, но всё же она дышала.
— Не смей бросать меня здесь одного, слышишь? — тихо сказал Драко, не сводя глаз с лица спящей девушки. — Я не справлюсь без тебя. Ты никогда от меня этого не услышишь, но ты мне очень дорога, Николь… Как бы я хотел, чтобы наша история была другой… Без меток, заданий и убийств, без моей помолвки и твоих косых взглядов в сторону Астории. Думаешь, я не замечаю? Я знаю, что тебе больно, Никки. Всё должно было сложиться иначе, но… Уже поздно. Ты мне нужна, Рейнер. Не смей уходить так просто! Не смей… — шептал Малфой, зная, что Николь не услышит его. Наверное, только этот факт и заставил его сказать о своих чувствах.
Любовь — непостижимая тайна, прихоть безрассудного сердца. Для них она была неким благом свыше, гимном того счастья, что когда-то было утрачено. Тягучая, неистощимая и необъятная. Сердца стремительно колотились в дуэте, а в душах, подобно огненному цветку, распускалось чистое счастье.
Драко шёл к Николь, когда был доволен собой и знал, что она не меньше довольна им. Когда заслужил чьего-то поощрения — не общественного, а личного, ласкового, тихого, где-то в шёпоте. Когда ему хотелось поддержки и знания, что выстоять для него и на этот раз не будет проблемой, но даже если и не выстоит — кому он ещё будет нужен, как не ей? Когда хотелось долго-долго и откровенно разговаривать и потом гордо носить в себе эти разговоры. Когда погода была слишком хорошей, чтобы сидеть в стенах замка.
Драко шёл к Николь, когда был зол на весь мир и хотел, чтобы никто не осудил его за то, в каких выражениях он о нём выскажется. Когда казалось, что больше ничьего общества он и не достоин, кроме как волшебницы дерзкой — под стать ему. Когда поддержка не была нужна, а нужна жёсткая встряска, такая, будто на голову вылили ушат воды, а ты по-драконьи разозлился, и именно эта злость придала тебе сил. Когда душа требовала огневиски, многозначительно молчать и проживать что-то вместе, но на следующий день делать вид, будто ничего и не было. Когда на улице было пасмурно, и если куда-то спрятаться от замка, то только в Визжащую хижину.
Драко всегда шёл к Николь, поэтому, если она умрёт, идти ему будет не к кому. Без неё он не знал ровным счётом ничего. Это только в детстве ему казалось, что в жизни он уже знает всё. Разве ещё чему-то надо учить парня, закалённого Круциатусами и убийствами, нежданно нагрянувшим хаосом и необходимостью перестройки своего незрелого мира? Да, Малфой считал, что слишком рано стал тем, кого уже нечему научить. Вспомнить смешно — считал искренне. Очевидно, поторапливаемый обидами на свою судьбу, в голове он гонял мысли, превышающие скорости, которые положены в его возрасте.
ㅤㅤ ㅤ
А теперь ему, по всем законам взрослому человеку, думалось, что продолжать учиться он будет и дальше каждый день своей жизни. Если вопросы о том, как поступать правильно, всё ещё зарождались в его голове, вывод очевиден: для него в этой вселенной ещё хватит открытий надолго. Да, он знал многое, конечно, больше, чем тот самый подросток с программой реновации внутреннего мира. Но ещё больше не знал.
ㅤㅤ ㅤ
И он находил для себя одну добрую панацею. Всегда, стоило ему только прийти к очередному такому вопросу, он менял его на другой — «как поступила бы Николь?». Это обращение не к мудрости и далеко не к примеру для подражания. Это привычная, протоптанная доверием дорога. Прислушаться к Рейнер было просто потому, что ей не всё равно, а не из-за того, что она во многом смыслит. И это ни разу не оборачивалось для Драко чем-то плохим. Даже на недолгом (его и вспомнить-то теперь трудно) этапе отрицания всех её слов.
Когда он стал так зависим от девочки с карими глазами?
— Ты обязана жить, — настойчиво повторил Драко. — Знаешь, я понял, что даже пылинка способна выжить. А мы с тобой грязнее грязи. Встреча с тобой в тот день в моём доме была настоящей катастрофой. Но я каждый день благодарю за эту катастрофу. Мне нужен был катаклизм, чтобы встряхнуться от жизни, которую я знал. Ты была землетрясением, обвалом в горах. Ты не цветочек, ты каждое расцветие в лесу, распускающееся одновременно. Ты — цунами. Ты — панический приступ. Ты потрясаешь. И ты нужна мне.
Николь не реагировала. В комнате пахло лечебными настойками, а на прикроватной тумбочке стояли различные склянки. Малфой протянул руку к пузырьку с целебным отваром, когда дверь открылась. Сначала показалась голова Нотта, а потом он открыл дверь шире и прошёл внутрь вместе с Пэнси.
— Как она? — спросил Тео, подтягивая стул к кровати.
— Всё ещё без сознания. Колдомедик говорил, что всё должно решиться в первые сутки. Если она очнётся, то быстро пойдёт на поправку, а если нет…
— Она очнётся, — без колебаний заявила Пэнси. — Это же Рейнер! Она так просто не сдастся!
— Очень на это надеюсь, — тихо сказал Драко и снова перевёл взгляд на безмятежное лицо девушки.
На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое лишь тиканьем часов. За окном темнело, а комнату окутал мрак.
Рана в боку напомнила о себе пронзительной болью, но Драко даже не пошевелился, продолжая поглаживать ладонь Рейнер. Её состояние волновало его гораздо больше, чем его собственное. Он хотя бы был в сознании.