Глупо и по-детски.
А может, всё дело было в том, что Николь попросила его о встрече с матерью, а Драко отказал? Причём, в резкой форме. Он не для того искал безопасное место, о котором не знал бы никто, чтобы потом приводить к Сабрине людей. Даже если это её дочь.
Жестоко и бесчуственно.
— Слышала. Но это было довольно давно, так что можешь перестать беспокоиться о ней, — сузила глаза Гринграсс, рассматривая фигуру когтевранки за столом напротив.
— Не имеет значения, когда это было. Не понимаю, почему ты так жестока с ней.
Не понимает? Серьёзно? Он смотрит на другую девушку, сидя рядом со своей невестой, и спрашивает, почему она ненавидит Рейнер? Астория не удивилась бы, если однажды, после свадьбы, он назовёт её именем Николь в постели.
— Я знакома с тобой дольше, чем она, так почему же свои секреты ты доверяешь не мне? — ровно спросила девушка, но в её глазах можно было увидеть боль.
— Ты не поймёшь, — снова отмахнулся Драко. Он всегда говорил ей эту фразу, не задумываясь, какую боль приносят ей слова.
— Ты никогда даже не пытался объяснить. Я устала от этого. Поговорим позже. И не забудь, что через неделю у нас ужин с моими родителями. Я предупредила тебя заранее, поэтому не смей отлынивать, ссылаясь на то, что у тебя уже были планы, как в прошлый раз, — холодно заметила Астория и поднялась из-за стола.
— Я приду, — ответил Малфой, когда слизеринка пошла на выход из Большого зала. Его взгляд снова вернулся к наблюдению за когтевранкой.
Какой же он подонок.
***
Николь прошла мимо Драко и не поздоровалась. Николь зашла перед ним в кабинет и не сказала «спасибо», когда он придержал для неё дверь. Николь сбежала с урока, когда профессор Флитвик поставил её в пару с Драко.
Она игнорировала его. Потому что было до жути обидно. Он запрещал ей общаться с матерью. Он заставлял отказаться от идеи быть самой по себе. Драко трусил её и требовал вернуть прежнюю Николь. Ту девочку, которая всегда улыбалась и поддерживала его. Будь то словом, делом или поцелуем. О поцелуях оба давно забыли, но это не значит, что Рейнер перестала хотеть. Хотеть его.
Драко улыбался своей невесте и целовал ей руку. Драко обнимал Асторию на глазах у всей школы. Драко ходил с ней за ручку.
Он кидал взгляды на Николь. Даже когда целовал Асторию. Рейнер сразу же отворачивалась или и вовсе уходила. Драко проводил по волосам Гринграсс, представляя их русыми. Драко старался не смотреть в глаза своей невесте. Не потому, что ему было стыдно. Вернее, не только поэтому. Драко отводил взгляд, потому что точно знал, что глаза напротив — не карие. Они не излучали того тепла, которое сочилось из глаз Николь. По крайней мере, раньше.
Рейнер боялась спать. Потому что к её каждодневным кошмарам, которые снова начали утягивать девушку, поскольку она больше не пила зелье сна без сновидений, прибавились сны с участием блондина. Нередко — эротические. Во сне он был с ней. Целовал, ласкал, ублажал. Иногда кусал. Нежно, грубо, страстно. Их тела переплетались на смятых простынях, пальцы жадно хватались друг за друга, губы болели от длительных поцелуев.
Во сне он говорил, что любит её, а наяву целовал Асторию. И это добивало окончательно.
Ей его не хватало. Во всех смыслах. И именно поэтому она продолжала сохранять дистанцию.
Никаких больше чувств.
***
— Расскажи мне что-то… — Драко не мог больше вариться в котле ядовитых мыслей. Он совершенно запутался. Казалось, весь мир ополчился против него.
— Например? — спросил Тео, отложив небольшой томик волшебных историй. Так хотелось какого-то света и тепла, а сказки всегда дарили их ему.
Гостиная пустовала. Всего несколько слизеринцев растянулось на диванах и о чём-то переговаривалось, но Драко не хотел с ними говорить. Он был вымотан и истощён.
— Что хочешь. Просто не молчи.
— Давай почитаю? — оживлённо предложил Тео.
Драко улыбнулся и закрыл глаза. На внутренней стороне прикрытых век извивались пёстрые узоры.
Бархатный голос Теодора заполнил темноту. Драко не вдумывался в суть, лишь слушал звуки. Сложные предложения сливались в плавную, гипнотическую мелодию. Это было похоже на чтение перед сном. Сюжет истории неважен, главное — слышать голос родного человека. Голос, который успокаивает. Усталость затуманивала сознание, мелодия погружала в вязкую пучину грёз. Тело растекалось по тёмно-зеленому дивану. Тео понизил громкость, когда заметил, что Драко стал дышать глубже. Уснул.
Чтец заботливо улыбнулся. Замолчал. Отложил книгу. Он прислушался к размеренному дыханию Драко и невольно подстроился в такт. Тео пристально всматривался в бледное напряжённое лицо. Лучший друг. Больше, чем друг. Почти член семьи. Они так много прошли вместе, что Тео просто не представлял свою жизнь без Малфоя.
***
Её бледная кожа казалась почти мертвенно-белой при свете канделябров. Малфой не смотрел на неё, но не заметить короткий топ, обнажающий её живот и выгодно подчёркивающий грудь, не мог. Драко сделал шаг в её сторону. Специально громкий. Николь повернула голову, скривила тонкие губы, потянулась за стаканом и сделала глоток.
— Явился, — сказала она и фыркнула.
Николь поправила спутавшиеся волосы и вернулась обратно к письму. Какое-то время он просто смотрел ей в спину и даже пытался уважать её личное пространство.
Драко обошёл и её, и стол, встав почти напротив девушки.
— Что, решил снова поиграть в серого кардинала?
Николь смотрела ему чётко в глаза. Малфой видел в них боль.
— Что ты пишешь? — голос Драко звучал требовательно. Тонкие пальцы девушки накрыли лист, скрывая от него. – Это письмо для твоей матери, да? Я же сказал тебе…
— Ты сказал мне, — передразнила она его. — Я и так всего лишь твоя игрушка, Драко. Что ещё тебе от меня нужно?
И в её словах так много горечи. Не язвительности, не самоуверенности, а именно боли.
— С твоей матерью всё будет в порядке, — продолжил Малфой. Он старался звучать уверенно, только вот голос дрогнул на последнем слове. Драко протянул к ней руку. — Отдай мне письмо.
Николь подавила короткий смешок. Он слышал, что она смеялась над ним. Рейнер подняла на него взгляд, а затем и сама встала из-за стола.
— Это. Моя. Мама. Я и так достаточно играю в эти игры. Он не может забрать у меня ещё и оставшуюся часть семьи.
— Нет, но он уже забрал у семьи тебя.
Николь отвела глаза в сторону, а его взгляд вдруг скользнул по её болезненно-белой шее. Рейнер морочила ему голову. Рейнер, которая лучше бы умерла, чем признала, что между ними хоть что-то было.
И что-то подсказывало ему, что это совсем не пустые слова.
— Отдай мне письмо, — настаивал Драко. Голос звучал уже намного спокойнее, увереннее.
Николь подняла пергамент со стола, смяла его и бросила на пол.
— Возьми, если хочешь.
И это почти что детская уловка. Простая и понятная. Но Драко наклонился. Малфой поднял смятый пергамент, а Николь смотрела на него сверху вниз.
— Впредь ты будешь обсуждать такие вещи со мной.
— А если не стану? Что тогда?
— Это приказ.
Она фыркнула, а потом кивнула почти горько. И когда Драко в следующий раз посмотрел ей в глаза, в них было столько горечи, столько боли, которую она причиняла самой себе, что это заставило его отшатнуться. Николь сломала перо и швырнула его на пол. Спихнула книги и чернильницу со стола.
Драко видел, что слёз на её лице не было. Гнева — сколько угодно, боли — в достатке, но ни одной слезинки.
— Я так ненавижу тебя, — шептала она, но этот шепот казался таким громким, что бил ему по ушам, долбил по барабанным перепонкам. — Я так ненавижу тебя.
— Я знаю, — единственное, что он мог ей сказать.
— Уходи.
Драко почти потянулся к ней. Почти поцеловал её в губы, почти сжал в объятиях. Почти умолял не причинять себе эту боль, забыть, перестать наказывать себя за эти чувства.