— Поддерживаю! — сказала Пэнс и стукнула своей бутылкой о бутылку Николь. Тео и Блейз последовали её примеру, а Рейнер подумала, что очень хотела, чтобы и Драко был здесь.
Но она не знала, что Малфой сейчас сидел в своей комнате на подоконнике с сигаретой в сломанной руке и стаканом в другой. Так что, можно сказать, они пили вместе. В одно время, по одному поводу, но в разных местах.
***
— Ты сейчас серьёзно? — Теодор приподнял одну бровь и следил глазами за ни на минуту не останавливающейся Рейнер. — Ты спокойно убиваешь людей, но переживаешь из-за… экзамена?..
— Это совсем другое! — всплеснула руками Николь. — Я пропустила столько уроков, а вдруг я не сдам?
— Мерлин, Никки, успокойся. Это всего лишь тест. Твоя жизнь не зависит от этого. По крайней мере, уже нет.
— Я знаю, но…
— Она всё ещё нервничает? — спросила Пэнси, подходя к своему парню и Николь. Под кабинетом, где проходил экзамен, оставалось всё меньше народа, а руки Рейнер тряслись всё больше.
— Да, хоть ты ей скажи, — Тео приобнял Пэнс за талию.
— Рейнер, ты сдашь его. Это всего лишь Трансфигурация.
В это время дверь кабинета открылась, и профессор МакГонагалл пригласила следующего. Николь вздохнула и вошла в кабинет, закрыв за собой дверь. С письменной частью она справилась легко, а вот практика далась сложнее. Рейнер никогда не дружила с Трансфигурацией.
Спустя двадцать минут дверь кабинета снова открылась, а Николь вышла серее тучи.
— Не сдала? — сразу же предположила Паркинсон.
— Сдала, но я надеялась получить балл повыше. Она допекала меня разными вопросами, а под конец заявила, что не ожидала от меня того, что я стану на сторону Тёмного Лорда. Будто у меня был выбор! Как же это бесит! Вся школа судачит обо мне и считает врагом народа! — Николь была зла, и это было абсолютно оправдано. Но, как любила говорить Пэнси, немного злости полезно для кровообращения.
— Главное, что сдала. Наплюй на слова МакГонагалл, она не знает, о чём говорит.
— Да, спасибо. Осталось пережить всего неделю. Поскорее бы, — вздохнула Николь.
***
Девичьи посиделки в спальне одной из самых стервозных слизеринок — хорошая традиция, которую Николь и Пэнси заложили в один из звёздных вечеров. Бутылка красного вина, на коем настояла Паркинсон, распущенные волосы, разговоры по душам и раскрасневшиеся щёки — именно так проходили их вечера. Только девочки. Только вдвоём. Начало крепкой дружбы, способной преодолеть все преграды.
—… А после этого он полез целоваться! — рассмеялась Пэнси, рассказывая подруге историю из своей жизни.
— Не может быть! — подхватила её смех Николь. — И что ты сделала?
— Поставила его на место, конечно! Не знаю, с чего он взял, что я как-то по-особенному на него смотрела. Парни часто видят то, что хотят видеть.
— Он был из Слизерина?
— О, нет, — протянула порядком захмелевшая Пэнси. — Когтевран. Все парни, которых я сейчас ненавижу, были из Когтеврана.
— Почему? — удивилась Рейнер и поудобнее улеглась на полу. — Неужели дело в факультете?
— Возможно… Когтевранцы… — задумчиво повторила Пэнси и легла рядом. — Забавно, но я даже не помню их имён. Мы дружили. Точнее, я думала, что нам весело вместе. Сейчас эти парни стали мутным пятном прошлого, но… Впрочем, это хороший урок на всю жизнь. Не доверять людям, которые изначально считались ублюдками… — она хохотнула, нетерпеливо облизывая губы. — В тот день я была пьяна, как никогда. Один из них предложил пойти в выручай-комнату. Там мы зависали до глубокой ночи.
Паркинсон дёрнула плечом, словно отгоняла назойливую муху.
— Потом я решила уйти, потому что не любила засиживаться допоздна. Они мне не дали, — она выпятила губы трубочкой. Сбоку шевельнулась Николь. — Точнее, сначала мягко уговаривали остаться. Я говорила «нет». В ту ночь я очень часто повторяла это слово, — грустно произнесла Пэнси, качая головой.
На её щеках подсыхали совсем свежие слёзы, оставляли неприятные солёные следы. Липкие, ужасные, до боли противные, но она ничего не могла с этим поделать. Как и с разрастающейся дырой в груди.
В эту дыру падало всё: её надежды, мечты, ожидания, она сама. Некогда шелковистые густые чёрные волосы, спадающие по плечам приятной волной, были запутаны, стелились клочками. На неё было противно смотреть.
Её бледная кожа была испещрена шрамами, порезами, синяками, кровоподтёками. Она была мертва. Пока ещё только морально, изнутри её давно уже разорвало на мириады осколков, кусков, настолько мелких, что их не соберёт даже опытный специалист. Они разбили её.
Она лишь хотела понять, каково это: любить, быть любимой, нужной. Понять, что такое настоящие чувства. Но, доверившись не тем людям, отдав им все свои эмоции, напоролась на нож, отступая назад.
В крови. Вся в собственной крови, по собственной идиотской вине. Но, имей шанс собрать себя в единое целое, она вряд ли сделала бы это. Лишь для того, чтобы вновь не опереться спиной не на плечо, а на чью-то острую катану.
— О, Мерлин… — Николь закрыла рот рукой, а затем обняла подругу. — Ты такая сильная, Пэнс. Ты…
— Всё в порядке. Год прошёл. Эти ублюдки уже выпустились. Не хочу о них вспоминать, давай лучше выпьем, — Паркинсон протянула руку к бутылке и разлила остатки вина. Она посмотрела в окно. Только ночь и Николь слышали её признание. И больше никто никогда его не услышит.
***
Учебный год был позади. Вокруг царило лето. Внезапно это стало совершенно ясно и всё же ошеломило. Долгой зимой всегда успеваешь забыть, что лето — это волшебство. Николь выдохнула с облегчением, сдав последний экзамен, но тут же получила сообщение от профессора Снейпа — вечером собрание. Спустя час её вещи уже были упакованы и готовы к отъезду. Несмотря на свою службу Тёмному Лорду, девушка собиралась провести это лето со своими родителями. Она не видела их очень давно, а метка на руке доставляла ещё больше волнений по этому поводу. Николь должна была любой ценой уберечь родителей от Волан-де-Морта. Переехать они бы не согласились, а стирать им память или менять воспоминания когтевранка не хотела.
Отправившись в Мэнор вместе с вещами, Николь рассчитывала оттуда сразу поехать домой, но собрание закончилось уже заполночь, поэтому поездку пришлось отложить. Ничего нового тёмный маг не сообщил. Продолжал утверждать, что отныне, после смерти Дамблдора, всё изменится, а все грязнокровки будут мертвы или займут место домашних эльфов. Николь лишь закатила глаза на это и поймала насмешливый взгляд Драко. Увидев парня, когтевранка поняла, что очень скучала, но она бы не призналась ему в этом и под угрозой смерти. Малфой думал примерно так же. Его рука почти полностью восстановилась, всё-таки лекарства магов работают быстрее.
Нарцисса замечала переглядывания сына с маглорождённной девчонкой, но не придавала этому значения. Она была уверена в своём сыне и знала, что даже его любовные интрижки не смогут разорвать помолвку.
Нарцисса Малфой. Гордая леди, всюду следующая за своим супругом с грацией лебедя и осуждающим взглядом. Заботливая и любящая мать, сильная волшебница, рождённая в чистокровной семье Блэков. У неё было всё, о чём можно только мечтать. Однако маленькая светловолосая девочка, живущая у неё внутри, отчего-то так часто плакала ночами, вспоминая об одиночестве, которое бродило за ней по пятам ещё с детства. Никто из семьи не знал, насколько ей тяжело. Каждый будто жил в своём собственном мире, борясь со своими собственными страхами, и, пожалуй, это сделало Нарциссу сильнее, чем нужно. Спрятавшись за высокими стенами высокомерия и безразличия, она стала оправдывать свою фамилию. И после стольких лет, запираясь в спальне и подолгу роняя слёзы, она тихо спрашивала себя: «Бедная Нарцисса, кто эта женщина, которой ты стала?».ㅤㅤㅤㅤ
Нарцисса смотрела на своего мужа — он всё ещё был слаб после своего пребывания в Азбакане, но выглядел уже получше. Его волосы были не в таком плохом состоянии, как во время заключения, и, хотя она его об этом не спрашивала, она была уверена, что он рад этому. Его волосы всегда были его гордостью.