А потом исчезают. Им быстро надоедают люди, они бросают их, оставляют наедине с пожирающей пустотой. Они бывают только в книгах и иллюзиях. Их можно только придумать, потому что на самом деле ни одна из сестёр не существует.
Их просто нет, это обычное внушение, дрёма, последствие Империуса. Люди начинают надеяться и любить, чтобы развлечь себя. Так безумно глупо и наивно, они начинают верить в какие-то идиотские процессы в организме, а потом сами же от этого и страдают.
Драко таким не был. Он просто не умел любить.
Он был равнодушным и холодным, вечно высокомерным и совершенно не принадлежащим к нижним классам. Малфой был чистокровным и этим всё объяснялось. Он просто не знал, что такое любовь.
Он не знал, что такое любовь, но при этом свято верил, что её не существует. Как может существовать что-то такое близкое, но далёкое одновременно? Как у кого-то может быть то, чего не найти ни у одного отпрыска благородных семейств?
А ещё Драко встречался с Асторией. Но он её не любил. И Николь он не любил. Они просто спали вместе.
Любви не существует — это давно выученный урок, зазубренный ещё в раннем детстве и впитанный с молоком из бутылочки. Это знание, смешанное с кровью и давно пропитавшее все органы, это то, в чём Драко уверен намного сильнее, чем в поддержке собственной семьи.
Любви не бывает, эти двое всего лишь стараются забыться друг с другом и попробовать что-то новое.
Он не чувствовал ни единой муки совести, когда пялился на Рейнер в коридорах или подходил слишком близко, шептал ей что-то на ухо, путаясь пальцами в её волосах.
Николь ему, может быть, нравилась. Совсем чуть-чуть, немного, почти нет. Это далеко не та любовь, о которой пишут в книгах, — обычное сексуальное влечение.
Драко чувствовал себя затаившимся хищником, увидевшим свою новую жертву. Он обхаживал её, разглядывал, каждый раз невольно подмечая всё новые и новые милые черты её тела, принюхивался (пахла Рейнер розами) и прислушивался — даже её попытки нести какую-то чушь, чтобы разрядить обстановку, казались Драко интересными.
Он — хищник, Николь — его жертва. А жертва почти никогда не уходит от своего противника. И в этой битве ей не уйти с вероятностью девяносто девять процентов.
Они целовались самозабвенно. Драко нравились и её податливость, и горячий язык, и упругое тело рядом с ним. Он вжимал Рейнер в стену, срывал с неё мантию и хрипло смеялся. Глядел на неё шально-блестящими глазами и что-то шептал в перерывах между поцелуями.
Николь на вкус была блаженно-сладкая, особенная. Она не была похожа ни на одну из девушек. Она была другой. Особенной. По-настоящему желанной.
Драко её не любил, нет, только тягучая тоска сковывала душу и отзывалась ледышкой в глазах, когда они не пересекались с ней. Их ночи закончились, оставив в голове только нечёткие образы о стонах и разбросанных русых волосах, о поцелуях в ключицы и прогибе талии.
Малфой был уверен, что любовь — всего лишь внушение. Но чертово обожание и помешательство на человеке, готовность в ногах у него ползать, целуя тонкие белые пальчики, было реальным. И оно существовало.
Драко Николь никогда не любил. Он просто сам не заметил, как из хищника превратился в жертву, растерзанную в несколько секунд и брошенную в пустом поле подыхать в собственной крови.
Комментарий к Глава 16. Хищник и его жертва
Что ж… Дамблдор мёртв, краски сгущаются, оставаться на стороне добра всё сложнее. Кто же одержит победу в этой схватке — добро или зло?
========== Глава 17. Давай притворимся, что всё хорошо ==========
Я был холоден, я был беспощаден, но кровь на моих руках пугает меня до смерти. Может быть, я проснусь сегодня утром и буду хорошим. Я должен быть хорошим за всё то, что я делал все эти годы. За все синяки, которые я причинил, и за слёзы.
— Ну, чего ты хочешь, грязнокровочка? — Волан-де-Морт цепко держал её подбородок в руках, сжимал длинными паучьими пальцами и рассматривал заплывшие глаза, наполненные ненавистью. Она сочилась из всей сущности Николь, перерабатывалась из страха перед ним и тянулась пульсирующими жилами от боли, на которую он раз за разом обрекал её.
У когтевранки нерасчёсанные волосы, в которых путались его мерзкие пальцы. Он делал ей больно, освобождая руку, но девчонка совершенно не реагировала, словно даже не чувствовала потягиваний в коже, его грубого движения, когда надоело возиться. И не видела летящих на пол вырванных прядей.
На окровавленном лице читалось лишь одно желание — убить его.
Волан-де-Морт всегда любил такую игру, в одни ворота. Когда у тебя вся власть, мощь, сила, когда ты можешь делать с противником всё, что угодно, зная, что он не сможет причинить тебе вред. И с явно-сквозящей насмешкой наблюдать, как искривляются разбитые губы при каждой новой вспышке боли.
«Ты должна научиться противостоять боли», — его голос твердил, что это возможно, но Николь раз за разом доказывала, что он ошибся. Она не может.
Тёмный Лорд знал, что может делать с телом Рейнер всё, что угодно. Она — тряпичная кукла в его руках, лёгкая, дешёвая и совсем-совсем не нужная. Один раз тыкнуть иголкой — она рассыплется тёмным песком у его ног. Глаза станут стеклянными и безжизненными. Смерть вытянет всю силу ненависти из её слабого тела.
Волан-де-Морт играл со смертью, как с давней противницей. Он постоянно тянул в её костлявые руки Николь, но резко вырывал, когда та уже пыталась спрятать девчонку за тёмным балдахином.
— Хватит! — её крик разрезал тишину комнаты.
— Вступив в наши ряды, ты должна была понимать, что обратного пути не будет.
Николь молчала. Боль внезапно отступила.
— Хорошо, на сегодня достаточно. Ты боролась отчаянно. Смерть боится подходить к тебе. Однако… — Рейнер могла поклясться, что знает, что произойдёт дальше.
Дверь открылась, внутрь ввалился волшебник, лет пятидесяти, а Долохов закрыл за ним дверь.
— Он убил своего сына, который хотел присоединиться к нам, — сказал Тёмный Лорд, зная, что Николь никогда не убивает, не узнав причины, по которой тот или иной человек должен быть казнён.
— Как Вас зовут? — она узнавала имя каждой своей жертвы и вела список. Забыть хоть кого-нибудь — смерти подобно.
— Клаус, — прохрипел мужчина, заходясь приступом кашля.
— Спите спокойно, Клаус. Авада Кедавра!
Волан-де-Морт мог гордиться своей ученицей. Она убивала красиво, превращая этот ритуал в искусство.
Волшебник упал на спину, проиграв в схватке со смертью. Его боль, его историю уже никто никогда не узнает. Осознание этого было главной мукой Николь.
— Выживают только победители. Этот мир беспощаден, — заявил Том, глядя на труп, лежащий посреди зала в Малфой-Мэноре.
— В этой битве нет победителей, — возразила Николь. — Я могу идти?
— Иди. Со следующей недели начнём изучать внепалочковую магию. Ты уже готова к этому.
Николь молча кивнула и покинула зал. Сейчас хотелось только одного — принять душ. Смыть с себя всю грязь и избавиться от крови. Возвращаться к родителям в таком состоянии было нельзя, поэтому девушка пошла в свою комнату в Малфой-Мэноре, так заботливо выделенную для неё Драко.
Закрыв заклинанием дверь и скинув с себя одежду, Николь тут же прошла в душевую комнату и открыла воду, становясь под тёплую струю. Вода под ногами быстро окрасилась в красный цвет, а на щеке запеклась корочка крови. Неужели останется ещё один шрам?
Тёплая вода приводила мысли в порядок, позволяя немного расслабиться. Очередная жертва. Скольких она уже убила?
Сердце уже устало болеть, переживая каждую невинную смерть. Николь тешила себя мыслью о том, что все люди, которых она погубила, были виновны.
Рука девушки потянулась к крану и сменила температуру воды. Теперь ей на лицо капали холодные капли, будоража сознание.
Когда вся кровь была смыта, когтевранка вышла из душа, высушив волосы с помощью волшебной палочки. На часах было восемь часов вечера, но Николь не спешила домой. Очистив одежду магией, девушка оделась и вышла в коридор. Ноги сами привели её к знакомой двери и спустя несколько минут, во время которых Николь собиралась с силами, костяшки пальцев постучали о поверхность двери.