– Нет, не пытался, зачем ему это? Она отказалась от меня, значит, не хотела, – пожал он плечами.
– Или же она была аристократкой, каким-то образом смогла утаить свою беременность и родить так, чтобы в обществе не поползли слухи. А родив, отдала ребёнка отцу, – высказала я вслух своё предположение и увидела, как побледнел Киллофий. Мне не требовался ответ, так как я и так понимала, что угадала.
Наступила долгая минута молчания.
– И почему же он не выкупил её у её семьи? Ты сказал, что он купец, наверняка, преуспевающий, судя по тому, что смог оплатить тебе образование переводчика. Неужели ему было настолько наплевать, как сложится судьба женщины, подарившей ему сына?
Юноша вскинул голову и посмотрел на меня прямо в упор, а в его глазах пробежали искры настоящей ярости.
– Да что Вы можете знать о любви? Вы… да Вы…
– Попрошу без оскорблений! – резко пресекла я.
Киллофий опомнился и тут же поменял тон. В его голосе уже больше не было гнева, но поселился холод.
– Мой отец настолько сильно любил мать, что не стал предлагать её роду выкуп, хотя мог бы. Он понимал, что если она окажется с нами, то над ней всегда будет угроза разоблачения, не говоря уже о том, что ей придётся пройти процедуру стерилизации и больше не иметь детей. Сейчас она счастлива в браке и у неё есть дети от другого мужчины. Отец же так и не женился.
Любить женщину настолько, чтобы смотреть, как она своё стоит счастье с другим мужчиной – действительно заслуживает уважения. Я прониклась к поступку купца и поняла, что не имею никакого морального права подставлять ни юношу, ни его отца.
– Хорошо, я ничего не скажу, – озвучила я вслух своё решение, и слёзы на веснушчатом лице юноши стали сами собой высыхать.
– Спасибо, спасибо, – забормотал Киллофий, вставая с колен. Всё это время он просидел на коленях передо мной, ничуточки не стесняясь этого.
– Умойся, и пойдём завтракать, – сказала я, поднимаясь и беря на руки сползшего на пол Ладислава. – Да, кстати, – я обернулась на переводчика, решив проверить ещё кое-что – а ты знал про особенности иррисов?
Киллофий кивнул, совершенно не почувствовав подвоха в моём вопросе:
– Вы про то, что в состоянии беспокойства они готовы подпустить к себе лишь хозяина или того, кого считают неспособным нанести вред? Ну да, это всем известно.
Весь вид юноши был совершенно невозмутимым. Он красноречиво посмотрел на Ладислава на моих руках, и я поняла, что юноша совершенно уверен в том, что я являюсь кормилицей. К тому же все дни, что донтрийцы и переводчик гостили в особняке Кьянто, я заперлась с Ладиславом в детской комнате, а, следовательно, никто и не видел, чтобы я кормила малыша из кондитерского шприца, а не собственным молоком.
– А какой из князей велел позвать меня? – я вдруг стала крайне подозрительной. Помнится, вчера вечером Киллофий сказал просто «князь», не уточняя, кто именно это был. Я тогда подумала, что это Винсент, которого я заштопала, но вдруг я ошиблась, и ранение ирриса тоже неслучайно? Вдруг князь Валерн такой же интриган, как и лорд Тандэр? – Валерн или Винсент?
Юноша посмотрел на меня с удивлением, но ответил на мой вопрос:
– Так князь Винсент и позвал. Его же иррис.
Он произнёс это, думая, что всё итак очевидно. Я же была готова застонать, вспомнив диалог с Винсентом. «Эллис, а у тебя есть семья?» – «Уже нет». Небо! Винсент попросил меня позвать, будучи уверенным, что я – кормилица Ладислава, и его иррис меня подпустит к себе. Я же фактически сама подтвердила то, что у меня был ребёнок, но он умер! А князь, разумеется, подумал, что молоко осталось, и потому я устроилась кормилицей в особняк Кьянто. Я же ответила на этот вопрос донтрийца от лица Эльвиры Лафицкой, а не Эллис Ларвине. Винсент даже представить себе не мог, что на самом деле разговаривает с душой другого тела! И всё-таки я застонала. Я поплатилась за свою откровенность.
***
Завтрак подходил к концу, а я всё думал, как же попробовать переговорить с Эльвирой наедине? Как извиниться за содеянное? И сможет ли она меня вообще когда-нибудь простить? В тоже время в голову неожиданно пришли мысли о том, что, оказывается, служанка умеет не только готовить, но и имеет навыки целителя, что ещё более редкая профессия в наши дни. Боги, да мне даже в голову не могло прийти, что князь Винсент отблагодарил Эльвиру золотом не за интимные услуги, а именно за то, что она помогла ему с его раной, как, собственно, и его иррису. Девушка-целитель в Норгеше – нонсенс, ведь обычно магия проявляется лишь у мужчин. Как Эллис-Эльвира смогла вообще помочь князю? Возможно, она вообще не из Норгеша, в здесь потому, что скрывается? Сквозь алкоголь в мозгу вдруг вихрем стали возникать несостыковки и множество вопросов, касающихся девушки, что с идеальной осанкой держала на руках моего младшего сына и улыбалась донтрийцам.