Случилось так, что Клаус порвал с Хлоей: ритм и содержание жизни обоих столь сильно разнились теперь, что молодые люди остыли друг к другу, Клаус в первую очередь. «Странно это всё. Ещё месяц назад мы отдыхали вместе на чудесном острове, а наше чудо безвозвратно ушло».
Наслаждаясь мягкой позднеавгустовской погодой, дарящей скользящий солнечный свет по пыльной листве, Никлаус беззаботно шагал в офис Мистера Л., желая навестить обожаемого наставника, который последнюю неделю куда-то пропал и не отвечал на звонки.
Подойдя к двери, молодой человек услышал шум, вероятно, это была музыка. Он открыл дверь и вошёл в офис наставника. Его взору предстала невообразимая картина: небрежно развалившись в кресле, закинув ноги на стол, сам одетый в футболку и кожаную куртку в рок-н-рольном стиле Мистер Л. пил виски и курил сигарету. «Может, желаете что-нибудь выпить?» – «Благодарю, я не пью: минеральную воду будьте добры», – вспомнился Нику диалог Смита и Мистера Л. в одну из их первых встреч. В кабинете негромко играла “California Dreaming” в исполнении The Beach Boys.
Это было для Никлауса чем-то вроде удара молотком по голове: он открыл глаза и увидел знакомого человека в каком-то необычном, новом свете – самим собой, безо всяких масок, коих у него было множество.
- И что всё это значит? – серьёзно спросил Клаус, забрав из рук Мистера Л. бутылку виски.
- А что ты намерен услышать? – насмешливо ответил тот. – Быть может, ты хочешь, чтобы я извинился? – он ядовито рассмеялся в своей любимой манере, запрокидывая голову.
- Ты словно испарился! Не заметил там случайно на дисплее телефона штук двадцать пропущенных вызовов? Что я должен был думать? Мы теперь, хочешь того или нет, хорошие знакомые, если не друзья, я не могу не волноваться.
- Тише, Никлаус, не горячись – это тебе не к лицу. Тебе больше идёт вкрадчивый голос и самодовольный тон,– господин Л. заговорщически сощурился и улыбнулся. – Я заметил, что женщины с ума сходят, когда ты начинаешь так разговаривать…
- Ну, всё, приехали! – недовольно буркнул Клаус, воображая, что его наставник очень уж пьян, что было не совсем так.
- Попробуй,– он кивнул на виски,– шотландский, выдержка семнадцать лет.
Клаус внезапно замер и замолчал, затем окинул наставника долгим, испытывающим взглядом и успокоился. Он подвинул себе стул и сел напротив рабочего стола.
- Это ведь случилось не вот-вот? – он проницательно посмотрел в глаза Мистера Л., и на лице того изобразилось удовлетворение.
- Я ждал этого момента,– радушно изрёк он,– ждал, что ты всё поймёшь.
- Поверь, я готов к долгим историям. И раз уж ты был не ты всё это время, значит, полагаю, я обязан откинуть в сторону всё, что знал до этого, всё что думал и предполагал о тебе… Я смело сразу же спрошу: виновата женщина?
- Виновата женщина,– с отчаянием выдохнул он и закрыл глаза.
***
Мистер Л. родился в Лондоне в 1976 году в семье мелкого предпринимателя и учительницы младших классов. Отец владел тремя книжными магазинчиками и часто брал сына с собой на работу, отсюда у мальчика проснулся ранний интерес к книгам.
Чем старше становился ребёнок, тем больше он становился рабом книг: даже не понимая ещё смысла многих серьёзных произведений, он всё равно заворожено вчитывался в строки самых различных жанров, постигая разные стили авторов и огромное множество взглядов на мир. Чтение увлекало мальчика, как некая церемония: он хотел как бы подружиться с книгой, сначала долго поглаживая переплёт, затем он листал её, вдыхая запах страниц и печатной краски, ощупывал листы. Сначала он выделял в книгах отдельные слова и фразы, а не суть в целом. Это уже в средней школе он жадно пытался понять смысл прочитанного, ответить на тревожащие его юношеский ум вопросы. Вряд ли бы он стал писателем, склад его натуры стремился к несколько иным целям…
Когда мальчику исполнилось 12 лет, он вместе с семьёй переехал в Америку, в Лос-Анджелес. Он не очень грустил о расставании с Лондоном, так как не завёл в родном городе закадычных друзей, ребята-сверстники не стремились иметь с ним дружбу. Мистер Л. рос не по годам серьёзным мальчиком, характер его был волевым, что позволяло ему без труда осваивать знания в гуманитарных и математических областях. Мальчик был прямолинейным, что всегда внутренне пугало его одноклассников, это отторгало их от общения с ним. Дети в начальных классах более всего хотят играть, смеяться, бегать друг за другом, а безразличие ко всему этому со стороны маленького Мистера Л. они не понимали.
Единственное, о чём впоследствии до зрелости жалел Мистер Л., о родном доме, где вырос, о палисаднике вблизи него, о любимой суетливой бабушке, к которой он приходил за пониманием и утешением.
Родители Мистера Л. были дружелюбными людьми, поэтому быстро завели знакомства с соседями и сблизились с некоторыми. Особенно с соседями из дома напротив. Самого мальчика эта чета не интересовала, у него появились товарищи в новой школе, а с годами парнишка даже сдружился с одним из одноклассников.
Ему было 18, и Мистер Л. испытывал тот самый прилив сил и внутренней энергии, каким полны молодые люди в этом возрасте. Он пережил январское землетрясение 1994-го, поступление в вуз и первые серьёзные отношения с девушкой (которую, к слову, он не любил, а больше воспринимал как подругу, но встречаться с ней было просто удобно). Парень поступил в Калифорнийский университет вместе с другом и чувствовал высшую степень счастья.
Стоял приятный июньский вечер, дневной зной спал под пролившимся дождём. Соседи позвали к себе на гриль, и Мистер Л. решил сегодня отправиться вместе с родителями к их друзьям.
На веранде дома были закреплены самодельные фонарики – чья-то женская ручка приложила труд к ним. Молодой человек не слушал нудных разговоров своих «стариков» о восстанавливающейся после землетрясения экономике, сплетен об общих знакомых, он был погружён в свои возвышенные мысли о предстоящей учёбе, о том, чем он намерен заниматься в жизни.
В доме послышался топот ножек по паркету. «Вероятно, их дочка спустилась… Я её помню мелюзгой, последний раз года три назад видел. Наверное, она уже вымахала».
Из-за шторок на входной двери показалась светловолосая разрумянившаяся девочка: это был подросток 12-ти лет с очень худенькой, нескладной фигурой, в руке у неё была голубая ленточка. Девочка прыжками очутилась около обеденного стола и со спины крепко обняла двумя руками за шею ни о чём не подозревающего Мистера Л.
Парень вздрогнул от неожиданности и повернулся к девочке.
- Ты десять бедствий! – шутливо бросил он ей и растрепал её волосы.
- Пусти, пусти! – смеясь, щебетала она.
- Ребята, ну, что вы, в самом деле? – нравоучительно вставила мама девочки. – За столом же…
После этого вечера они сдружились. Она трогала его молодое сердце, Мистер Л. считал её своей сестрёнкой… Но недолго.
Когда ему исполнилось 20 лет, парень отправился к обожаемой бабуле, в Лондон. Вернулся через год, в последних числах августа. Когда он впервые увидел после стольких месяцев свою маленькую подругу, сердце его уже стучало несколько иначе.
Ей в ноябре должно было исполниться 15, она уже не была ребёнком: фигура чуть округлилась, оформилась в нужных местах, волосы выросли длиннее и гуще, а движения стали женственными и соблазнительными. Теперь Мистер Л. называл её «Лола», хотя это вовсе не являлось даже сокращённой формой её имени, просто он втайне сравнивал её с Лолитой, а свои чувства ему уже казались непристойными, он не желал мириться с ними.
Он сходил с ума целый год. А его Лола не понимала этого, потому всегда беззаботно усаживалась на колени к Мистеру Л., когда тот приходил в гости, неприлично громко хохотала, болтая ногами, и часто целовала его щёки.
Но когда девушке исполнилось 16, он перестал скрывать свои чувства. Мистер Л. любил забирать её из школы на своём винтажном автомобиле, который он купил по дешёвке у одногруппника, и сам его починил. В дороге он обожал неприлично шутить, с наслаждением наблюдая за тем, как его Лола заливалась краской, а в ответ на его саркастичный самоуверенный тон по-детски кричала: «Я не Лола! У меня есть имя! Ах, до чего же ты стал мерзкий…»