Я размышляю, как вышло, что отец оказался таким нормальным, а мать стала худшей версией себя из всех возможных. Дело только в том, что она была наркоманкой? Или это дисбаланс природных данных и воспитания?
— Как думаешь, люди — единственные существа, которые склонны к зависимостям? — спрашиваю я у отца.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, к наркотикам и алкоголю. У животных есть пагубные пристрастия?
Отец блуждает взглядом по моему лицу, будто не может понять озвученные мной вопросы.
— Кажется, я где-то читал, что лабораторные крысы могут пристраститься к морфию.
— Я не об этом. Я хочу знать, есть ли вызывающие привыкание объекты в естественной среде обитания животных. Или только люди вредят самим себе и всем вокруг своими пагубными привычками.
Отец чешет лоб.
— Твоя мать — наркоманка, Бейя? — спрашивает он. — Ты это пытаешься мне сказать?
Не могу поверить, что я до сих пор не рассказала ему, что она мертва. И не могу поверить, что он до сих пор не догадался.
— Больше не наркоманка.
Он в тревоге щурит глаза.
— Я даже не знал, что она ей была. — Он смотрит на меня, начиная все больше волноваться. — С тобой все хорошо?
Я в ответ закатываю глаза.
— Мы среди ночи сидим в полицейском участке. Нет, не хорошо.
Он дважды моргает.
— Да, понимаю. Но твои вопросы... Они... какие-то бессмысленные.
Я выдаю смешок. Он звучит в точности, как смешок отца. Еще одна моя черта, которая мне меньше всего в себе нравится.
Встаю и разминаю ноги. Подхожу к двери и выглядываю в коридор, надеясь где-нибудь краем глаза увидеть Самсона, но его нигде нет.
Будто между моментом, когда я села в полицейскую машину и моментом, когда мне удастся поговорить с Самсоном, целая пропасть. Огромная эмоциональная пропасть, в которой я ничего не чувствую и меня ничто не волнует, кроме предстоящего разговора.
Я отказываюсь принимать происходящее, и возможно, поэтому, пока я жду, мои мысли спутаны. Если приму это — то рискую убедить себя, что Самсон совершенно чужой мне человек. Но вчера ночью все казалось совсем иначе.
Второй раз за лето я внезапно поражаюсь тому, как резко может измениться жизнь всего за день.
Возвращается офицер Феррелл, сжимая кружку кофе обеими руками. Я отхожу от дверного проема и прислоняюсь к двери. Отец встает.
— У нас есть все ваши данные. Можете идти.
— А как же Самсон? — спрашиваю я.
— Он сегодня не выйдет на свободу. И вероятно, не выйдет еще долго, если только кто-то не внесет за него залог.
Ее слова проникают мне прямо в грудь. А долго — это сколько? Я прижимаю ладонь к животу.
— Я могу с ним увидеться?
— Его все еще допрашивают, и через несколько часов он должен будет встретиться с судьей. Посетители будут допущены к нему, начиная с завтрашнего дня с девяти часов утра.
— Мы не будем его навещать, — говорит отец.
— Нет, будем, — возражаю я.
— Бейя, ты наверное, даже настоящего имени этого парня не знаешь.
— Его зовут Шон Самсон, — отвечаю я, защищаясь. Но затем вздрагиваю и смотрю на офицера, задумавшись, не соврал ли он и на этот счет. — Разве его не так зовут?
— Вообще его полное имя — Шон Самсон Беннет, — поправляет офицер.
Отец машет рукой в сторону офицера и смотрит на меня.
— Вот видишь? — опустив руки на бедра, он смотрит на офицера Феррелл. — Мне нужно беспокоиться? В чем конкретно его обвиняют, и как долго он пробудет в тюрьме?
— Два случая проникновения со взломом. Один случай нарушения условий досрочного освобождения. И случай поджога.
От последнего ее слова, я давлюсь воздухом.
— Поджога?
— В прошлом году огонь частично разрушил одну резиденцию. Он проживал в этом доме без позволения, когда случился пожар. Попал на записи скрытых камер, был получен ордер на его арест. После этого он перестал появляться на встречах с инспектором по условно-досрочному освобождению, отсюда имеем действующий ордер на арест и новые обвинения.
— Почему он вообще был на УДО? — спрашивает отец.
— За кражу авто. Осужден на шесть месяцев.
Отец начинает мерить комнату шагами.
— Значит, за ним уже давно это водится?
— Папа, я уверена, что он просто жертва системы.
Отец останавливается и смотрит на меня так, будто не может понять, как я могла озвучить такое нелепое утверждение. Я перевожу взгляд на офицера.
— А что с его родителями?
— Оба скончались. Он утверждает, что его отец пропал после урагана Айк, и с тех пор он сам по себе.
Его отец пропал?
Рейк был его отцом? Это многое объясняет о том, почему он так себя вел, когда нашел останки на пляже. Я хочу вернуться в тот момент, когда он выглядел, будто переживает нестерпимую боль. Я хочу вернуться туда и обнять его, что и следовало тогда сделать.