— А почему перестал? — спрашиваю я.
— Честно говоря, не знаю. Ты стала взрослеть и каждый раз, когда ты приезжала, казалось, что тебя все меньше интересуют всякие глупости. А может, это все мои предположения. Ты была очень молчаливым ребенком, было сложно что-то от тебя узнать.
В этом я виню свою мать.
Я листаю альбом и останавливаюсь на снимке, на котором сижу у отца на коленях. Мы оба улыбаемся в камеру. Он обнимает меня, а я жмусь к нему.
Все эти годы я думала, что он никогда не был со мной ласков. Он так много лет таким не был, что это мне запомнилось больше.
Я провожу пальцем по фотографии, грустя из-за того, что наши отношения по какой-то причине изменились.
— Когда ты перестал обращаться со мной как с дочерью?
Отец вздыхает и смотрит на меня полным разных эмоций взглядом.
— Когда ты родилась, мне был двадцать один. Я не понимал, что с тобой делать. Когда ты была маленькой, это было легче скрывать, но когда ты подросла, я просто... чувствовал себя виноватым. И вина стала отражаться на нашем с тобой общении. Мне стало казаться, что наши встречи причиняют тебе неудобства.
Я мотаю головой.
— Я с нетерпением ждала только этих встреч.
— Жаль, что я этого не знал, — тихо говорит он.
Я начинаю жалеть, что не говорила ему.
Этим летом я точно узнала от Самсона, что держа все в себе, ничего не добьешься. От этого открывшаяся под конец правда лишь причинит больше боли.
— Я даже не представлял, какой она была матерью, Бейя. Вчера вечером Сара рассказала мне кое-что из того, чем ты с ней поделилась, и я... — Его голос дрожит, будто он пытается сдержать слезы. — Я много раз поступал неправильно. Мне нет оправданий. Ты имеешь полное право злиться, потому что ты права. Мне стоило сильнее бороться за возможность узнать тебя. За возможность проводить с тобой больше времени.
Отец забирает у меня альбом и кладет рядом с собой. Поворачивается ко мне с неуверенным выражением лица.
— Мне кажется, то, что ты позволяешь судьбе этого парня управлять твоим будущим, — моя вина, потому что я никогда не был тебе примером. Но несмотря на все это, ты выросла потрясающим человеком, и не благодаря мне. Это твоя заслуга. Ты борец, поэтому, конечно, хочешь остаться и бороться за Самсона. Возможно, потому что во многом видишь в нем себя. Но что если он не тот, кем ты его считаешь, и ты принимаешь неверное решение?
— А что если он именно тот, кем я его считаю?
Отец берет мою правую руку и заключает в ладони. Вид у него искренний, он смотрит на меня с неприкрытой честностью.
— Если Самсон тот человек, которым ты его считаешь, то чего бы он, по-твоему, хотел для тебя? Думаешь, он хотел бы, чтобы ты отказалась от всего, ради чего трудилась?
Я отворачиваюсь от отца и смотрю на рассвет. Вереница чувств застряла в горле.
— Я люблю тебя, Бейя. Достаточно сильно, чтобы признать, что тебя подвело слишком много людей в твоей жизни. И я в том числе. Единственный человек, который всегда был тебе предан — это ты сама. И ты сейчас оказываешь себе дурную услугу тем, что не ставишь себя на первое место.
Я наклоняюсь и сжимаю голову руками. Зажмуриваюсь. Я знаю, что именно этого хочет Самсон: чтобы я поставила себя, а не его, на первое место. Только я не хочу, чтобы он этого хотел.
Отец гладит меня по спине, и этот жест так сильно успокаивает, что я прижимаюсь к нему и обнимаю. Он обнимает меня в ответ и нежно гладит по голове.
— Я знаю, что это больно, — тихо говорит он. — Жаль, что я не могу забрать у тебя эту боль.
Мне больно. Чертовски сильно. Несправедливо. Наконец в моей жизни появилось что-то хорошее, а теперь я вынуждена от этого отказаться.
Но они правы. Все, кроме меня. Нужно поставить себя на первое место. Так я поступала всегда, и пока это шло мне на пользу.
Я думаю о письме, которое мне написал Самсон. Последняя строчка зацепила мое сердце. Наводни собой весь мир, Бейя.
Я вдыхаю солоноватый утренний воздух, понимая, что мне недолго осталось его вдыхать перед отъездом в Пенсильванию.
— Ты будешь заботиться о Сыре Пеппер Джек, пока меня нет?
Отец вздыхает с облегчением.
— Конечно, буду. — Он осторожно целует меня в волосы. — Я люблю тебя, Бейя.
Его слова звучат так искренне, что я впервые позволяю себе поверить ему.
В эту минуту я даю волю всему. Каждому воспоминанию из детства, от которого было тяжело на сердце.
Злости на отца.
Даже злости на мать.