***
…Элли подбросила на ладони золотую монету; тяжелый кругляш сверкнул в неровном свете свечей и предательскии выскользнул из расслабленных пальцев. Разносчица тут же юркнула под стол, выудила из-под него монету и склонилась в низком поклоне. Поморщившись, Элли велела проводить ее в комнату, где, едва оставшись одна, сбросила уже ненавистный плащ на пол. Первое знакомство с некромантом оставило тягостное впечатление.
Но сейчас, лежа на кровати и укрывшись его плащом, Элли бы отдала все на свете, лишь бы этот несносный, страшный и опасный человек вошел в комнату. Оставшись совершенно одна, она не представляла, что ей делать дальше.
========== Глава четвертая ==========
Утром Элли с трудом заставила себя спуститься в зал; всю ночь девушка провела в бреду, так толком и не сомкнув глаз. Сначала ей мерещилось, что возле ее двери слишком часто проходят люди, и она невольно сжимала в руках небольшой кинжал, готовясь к самому худшему — драться Элли так и не научилась (да ее и не учили), и поэтому существовал весьма серьезный шанс того, что в пылу битвы она скорее заколет саму себя. Впрочем, девушка не питала больших иллюзий, имея за плечами печальный опыт: в прошлый раз ее попытка «помахать» холодным оружием закончилась разбитым носом, многочасовой пыткой и долгими днями унижения.
Если девушке все же удавалось задремать, то ее мучали бредовые сновидения: она убегала от волкодлаков, но ее ловили, сажали в клетку или закрывали в самом темном углу темницы; даже во сне Элли чувствовала, как по ее телу ползают мокрицы, под ногами скребутся мыши, а пауки валятся ей на голову и бегают в волосах… или ее бросали на центральную площадь, заковывали в цепи и ставили на колени, заставляя слушать речь наместника; приговаривали к страшному наказанию и когда Элли смотрела на палача — им оказывался хохочущий во все горло некромант.
Зал таверны был пуст; хозяин встретил ее низким поклоном и тут же отправился на кухню. В столь ранний час прятаться было не от кого, и Элли уселась рядом со стойкой, намереваясь, как только представится возможность, узнать какие-либо новости. Она долго не решалась заговорить с добродушным трактирщиком, который всячески старался ей угодить и даже подал к еде два, некогда белых, полотенца. Прежде чем Элли смогла придумать повод к подробным и обстоятельным расспросам, в заведение, отряхивая с грязного плаща капли дождя, вошел веселый молодой человек. Обменявшись теплым приветствием с хозяином, паренек устроился неподалеку от Элли и тут же принялся болтать без умолку, попивая темное пиво.
Мальчишка оказался гонцом, и только-только вернулся из дворца наместника, где ему, за скорость и полтора дня беспрерывной скачки, дали целых две золотые монеты и треть суммы он намеревался оставить в этом гостеприимном и любимом заведении. Хозяин, поглаживая пышные усы, осведомился, что же заставило его мчаться с такой поспешностью и что за новости могут стоить так дорого. Юнец широко улыбнулся и доверительно, на всю таверну, рассказал все, что знал; Элли прошиб холодный пот и она, с ужасом, смотрела на рассказчика, не в силах отвести взгляда.
…Ночью, два дня назад, на южную заставу напали. Напали не духи, не волкодлаки, а чисторожденный злой маг. С отрядом воинственных троллей он пробивался к Провалу, но бравые солдаты Ордена смогли повергнуть врага и не пустить на темные земли. Наемники были убиты, а их предводитель был захвачен в плен. К утру следующего дня его должны были доставить в Схрон, где это отродье злых духов будет томиться в заговоренной клетке в ожидании суда. Кстати, судить кудесника будут такие же чисторожденные. Мол, мужик нарушил Договор, а они такого не терпят.
Мальчишка то и дело поглядывал на Элли, которая стремительно бледнела и пыталась унять дрожь в коленях. Уж не подумал ли он, что она будет тем самым судьей? Девушка попыталась доесть завтрак, но еда комом застревала в горле и еще чуть-чуть и Элли готова была расплакаться. Хуже уже быть не могло — через неделю, может быть и раньше, единственного человека, который верил ей, верил в ее историю и готов был если не помочь, то прихватить с собой на ту сторону, казнят с особой жестокостью. Сначала его будут пытать; Орден обязательно будет пытаться вызнать причину, побудившую некроманта наплевать на все правила и переступить через собственную жизнь. Что он им скажет? Почему-то Элли была уверена, что ее личность недолго сохранит тайну, но никто не будет за ней охотиться — рано или поздно она снова попадет либо на невольнический рынок, либо на тот же самый эшафот, на котором казнят некроманта. Другого варианта просто не существовало.
Ну, а что ей делать сейчас? Долго она не сможет притворяться, а если она останется — ее слишком скоро выведут на чистую воду. Бежать? Но куда… теперь Элли с полной, горькой уверенностью могла сказать, что она абсолютно свободна, но эта свобода не принесла никакого облегчения.
Одна, впервые за долгое время она осталось одна; прямо сейчас она могла уехать на все четыре стороны и попытаться… и попытаться «что»? Примириться с судьбой, забыть про то, что существует другой, несравнимо лучший мир? Обосноваться в уединении где-нибудь далеко-далеко, прожить остаток жизни опасаясь, что за ней придут, и умереть с горьким привкусом разочарования? Нет, не сейчас, когда она готова была бороться до последнего за свое право вернуться домой.
Мальчишка сказал, что некроманта привезут сюда завтра утром. Вероятнее всего это сделают на рассвете, дабы избежать толпы ненужных зевак. Значит, у Элли есть день, чтобы придумать, как вызволить ее спутника из тюрьмы. Ирония — раб вызволяет господина…
***
Стражник отворил перед ней массивную дверь с небольшим окошечком, предупредив, что пленник «опасен, как дикий зверь». Элли кивнула, поощрила такое проявление «заботы» мелкой монеткой и жестом приказала всем выйти вон. До последнего момента все шло по ее плану; ей удалось обвести стражу вокруг пальца, проникнуть в темницу раньше, чем судьям, и пронести под полой плаща кое-какие вещи.
Элли подняла ярко пылающий факел над головой, и неровный свет выхватил грубые каменные стены, ряды пустующих цепей вдоль них, какие-то жутковатые приспособления для пыток; где-то мерно капала вода. Девушка медленно спустилась по трем ступенькам вниз и неуверенно замерла — во мраке ей почудился какой-то блеск и движение. Еще несколько шагов и свет отразился от стальных прутьев клетки.
— Корвин? — Элли силилась рассмотреть фигуру, которая ничком лежала на небольшой копне прошлогоднего сена. — Это ты?
Человек зашевелился, застонал и перекатился на спину. Факел осветил мертвенно бледное, изуродованное синяками и царапинами лицо — один глаз заплыл, верхняя губа была рассечена, висок покрывала корка запекшейся крови; одежда на мужчине была грязной, некогда белая рубашка пропиталась кровью и была разорвана у ворота. Элли судорожно выдохнула и опустилась на колени, кладя факел на каменный пол.
— Ты слышишь меня? — она протянула руку через прутья, дотрагиваясь до измученного человека. — Пожалуйста, приди в себя…
Элли догадывалась, что ее могло ждать в темнице, но вид поверженного, на грани полного забвения, человека, который олицетворял для нее в этом мире едва ли не всемогущество, заставил ее глаза наполниться слезами. Зачем она пришла сюда? Разве она сможет спасти его? Как, как она сможет справиться с людьми, которые настолько могущественны? …
Корвин с тихим стоном открыл глаза; некоторое время он смотрел в потолок и, едва Элли шмыгнула носом, перевел на нее взгляд.
— Какого дьявола, девчонка… — сквозь зубы прошипел он, с трудом садясь и устало прислоняясь к холодным прутьям лбом. — Что ты тут делаешь?
— Я… я не знаю, — слезы частыми каплями соскальзывали с ресниц на щеки, и Элли злилась на себя. — Я пришла спасти тебя…
Корвин усмехнулся, протянул руку и смахнул соленую каплю с ее щеки. От этого жеста Элли едва не зарыдала в голос.