На самом деле он состоял из двух соседних, кое-как соединённых домов того облика, что строили по всему Лондону уже больше сотни лет – узкий, но глубокий, в двумя или тремя комнатами на каждом этаже. Впрочем, дом 9 оказался паршивой овцой в своём племени – он был сложен из желтушного кирпича, да и тот, вероятно, лишь прикрывал более дешёвые стройматериалы. Парадным входом служила дверь в правой части дома – там была сонетка и внушительная, но маленькая медная табличка, которую не прочесть, не подойдя ко входу. Левая же часть дома была кроткой и скромной. Дверного молотка не было, колокольчика тоже, окна заперты и забраны железными решётками.
Джулиану это место совсем не понравилось. Дом справа прямо излучал суровость, скаредность, подозрение. Так и хотелось отделить эти дома друг от друга и отпустить левый на свободу. Кестрель подошёл к парадной двери и прочитал надпись на табличке. Она гласила: «Общество исправления».
«Исправления чего? – подумал он. – Грамматических ошибок? Последствий американской войны за независимость? Непослушных детей? На самом деле, это скорее одно из тех, что печётся об общественной морали. В наши дни в Лондоне их полно».
Он позвонил. Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула женщина. У неё было маленькое, угловатое лицо, которое туго обтягивала кожа, будто ткань на станке. Глаза у привратницы были чёрные и круглые, волосы – цвета соли с перцем, а со рта будто бы никогда не сходила кривая ухмылка.
- Да?
- Доброе утро, – Джулиан приподнял шляпу. – Я просто проходил мимо и увидел табличку у вас на дверях. Не будете ли вы добры рассказать, исправлением чего занимается ваше общество?
- Пропащих женщин. Мы помогаем им сойти с дурного пути и стать скромными, сожалеющими о своём прошлом, полезными членами общества. Быть может, вы слышали о нашем основателе, – с гордостью добавила она, – преподобном мистере Харкурте[20].
Он слышал. Харкурт был священником из какого-то сельского прихода, что недавно читал в Лондоне проповеди о вреде проституции. Они принесли ему преданных сторонниц из числа респектабельных женщин, что к своим падшим сёстрам были куда суровее мужчин. Джулиан припомнил, что Харкурт, кажется, открыл приют для проституток. Должно быть, это он и есть.
- К кому я имею честь обращаться? – спросил он.
- Я миссис Фиск, одна из сестёр-хозяек, – но в этом прямом ответе явно читалось «И это явно не ваше дело».
Если на свете и существовал мистер Фиск, Джулиан сочувствовал ему ото всей души.
- Это очень трудное дело – изменить этих женщин, сделать их скромными и полезными. Как вы этого добиваетесь?
- Мы требуем исповедаться в грехах – это первый шаг к покаянию. Они должны упорно трудиться, молиться и каяться. У нас строжайшая дисциплина. Лишь научившись обуздывать свои порочные желания и побуждения они смогут вернуть себе частицу себя самих.
- А если они не смогут – что тогда?
Она выпрямилась.
- Если они окажутся слишком испорченными, чтобы воспользоваться примером и возможностью, что мы даём, они вольны уходить. Это не тюрьма. Но та, что уйдёт, навсегда закрывает себе дорогу назад. Иначе они бы толпились у нас на порога всякий раз, когда проголодались или потеряли жилье, жили и наедались бы у нас, а потом возвращались к своему порочному ремеслу!
- Я думал, вы занимаетесь благотворительностью.
- Благотворительность для тела – погибель для души. Кто вы, сэр? Вы из газеты?
В то, что Джулиан газетчик она бы нипочём не поверила – газетчики так не одеваются. Вопрос был риторическим, едко подчёркивающим его любопытство. Миссис Фиск начала закрывать дверь.
- Одну минуту… – начал Кестрель.
- Хорошего вам дня, сэр. У меня нет времени для любопытных бездельников. Здесь и без того околачивается слишком много молодых людей.
Кестрель сообразил.
- Возможно, я захочу сделать пожертвование.
Дверь замерла в дюйме от косяка и неохотно отворилась снова.
- Уверена, мы будем очень благодарны вам, сэр, – сухо сказала сестра-хозяйка.
- Конечно, мне нужно узнать о вашей работе чуть больше. Каких женщин вы принимаете? Только англичанок? Какого-то определённого возраста? Из каких семей?
- Я дам вам брошюру, где обо всё рассказано. Мистер Харкурт сам её составил. Сейчас его здесь нет, но, быть может, если вы вернётесь позже, он найдёт время встретиться с вами, – она говорила об этом как кардинал – об аудиенции у самого папы.
- Я обязательно прочту. Спасибо.
- Я сейчас принесу. Мне придётся попросить вас подождать снаружи. Джентльменов мы пропускаем только для встречи с мистером Харкуртом или, если они смогут доказать, что здесь находится их дочь или сестра. Не думайте, что здесь не было сводников, что пытались выдавать себя за братьев и отцов! – Она пождала губы, а её маленькие глазки вспыхнули.
20
В оригинале общество называется «Reclamation Society» (что может значить и «Общество возвращения», как я поначалу и перевёл), и Кестрель задаётся вопросом: «Reclamation of what? – he wondered. – Stolen goods? The American colonies? People's lost buttons and boots?» («Возвращения чего? – подумал он. – Краденого добра? Американских колоний? Потерянных пуговиц и ботинок?»). Но «Общество исправления» всё же звучит лучше, так что пришлось немного переделать несерьёзные рассуждения Джулиана, чтобы звучало не так натужно.