- Идёт. Темпл-Бар в четыре.
Он кивнул, взял свой саквояж и собрался выходить.
- О… как ты себя чувствуешь? Я так ничего и не сделал.
- Да уж, не как в тот раз, – шаловливо отозвалась Салли.
Он отвёл взгляд.
- Мне лучше пойти.
- До встречи, Колючий. Не струсишь?
- Нет. Я решился. До свидания…. Э… мисс Неттлтон говорила, что тебя зовут Сара?
- Друзья называют меня Салли.
- Тогда до свидания, Салли, – и он впервые улыбнулся.
Салли стояла на стыке Стрэнда и Флит-стрит под широкой аркой Темпл-Бар. Весёлый, нестройный хор церковных колоколов Сити уже отбил пять. Где же Фиск?
Хорошо, что она забрала с собой узелок с вещами. Обратно её нипочём не примут. Она сбежала на полтора часа – её не могли не хватиться. Это было бы достойной жертвой, если бы Фиск сдержал своё слово. Но его не было уже столько, что Салли уверилась – аптекарь струсил. Ничего, скоро он поймёт, что от Салли Стоукс так легко не отделаешься!
Кто-то дёрнул её за юбку. Как оказалось – мальчишка-оборванец, из тех, что бегают за экипажами, надеясь подержать лошадей, чем заработать несколько пенсов.
- Ты Салли?
- А что? – с любопытством спросила она. – Кто-то послал тебя за мной?
- Передали для тебя, – он сунул грязную руку в карман. – Вот.
Он сунул ей свёрнутый лист бумаги. Салли дала беспризорнику пенни, не подумав, что гонца стоило бы сперва расспросить. Но мальчишка уже пропал в одном из узких переулков возле Темпл-Бар.
Девушка не стала за ним гнаться – ей слишком хотелось прочесть записку. Щурясь в неверном свете фонарей и шевеля губами, она прочитала вслух:
Прости меня. Ты не хотела уходить из приюта, но я должен был тебя выманить. Умоляю, ради своего же блага держись подальше и не задавай мне вопросов. Ты не можешь помочь мёртвой. Дай ей упокоиться с миром, иначе можешь упокоиться рядом с ней.
Салли скомкала записку, сгорая от досады.
«Думаешь, ты самый умный, Колючий? – подумала она. – Но игра ещё не окончена!»
Она расправила записку и прочла ещё раз. Последние слова заставили её задуматься. «Дай ей упокоиться с миром, иначе можешь упокоиться рядом с ней». Это предупреждение… или угроза?
Глава 20. Между друзьями
Доктор МакГрегор уезжал в домой, в графство Кембридж утром во вторник, и Джулиан пригласил друга на ужин в его последний вечер в городе. На людях они не обсуждали расследование. МакГрегор гневно клеймил грубость лондонских официантов, вредность и дурной вкус местной еды и осуждал одежду, манеру речи и привычки окружающих. Кестрель слушал, улыбался и порой вставлял приятное слово.
После ужина друзья устроилась у потрескивающего камина в библиотеке доктора Грили. Экономка оставила им полный горячий кофейник. МакГрегор пил кофе с добрыми английскими сливками, Джулиан же предпочитал сдабривать французскими – то есть, коньяком.
Кестрель описал доктору свой разговор с Эвондейлом, что состоялся пару вечеров назад.
- Кажется, ты был с ним слишком уж мягок, – заявил МакГрегор. – Если ты был уверен, что он лжёт или что-то скрывает, то почему не надавил?
- Я решил подождать вестей от Салли. Что бы она не узнала в приюте, это может как помочь делу против Эвондейла, так и испортить его. Кроме того, если бы я прямо назвал его лжецом, то получил бы вызов, а это никак не входило в мои планы.
- Хочешь сказать, вы бы стали стреляться из-за пустых слов?
- Нет, если бы нашёлся честный пусть избежать этого. Но обвинить джентльмена во лжи – тягчайшее из оскорблений. Если бы он потребовал удовлетворения, у меня не было бы выбора.
- Но это же абсурд! Это преступление! Я совершенно тебя не понимаю. Сейчас ты расследуешь то, что может оказаться убийством, со всей серьёзностью, которой оно заслуживает – а теперь говоришь, что готов застрелить человека, потому что он принял твои слова за оскорбление!
- Дуэль – это не убийство, что бы не писали газеты и не говорили с амвона. Когда один джентльмен оскорбляет другого, он знает, что может его ждать – ему придётся сражаться по законам чести, так же как государства сражаются по законам войны. Убить безоружного или – Боже упаси! – женщину – совершенно другое дело.
- Ладно, я понял, что ты готов защищать эти дурные представления. Ты, должно быть, усвоил их, ещё сидя за коленях отца, когда сам не понимал, что такое хорошо, и что такое плохо.
- Как ни странно, мой отец думал о дуэлях примерно так же, как вы. Впрочем, мой отец был слишком хорош, чтобы жить в этом мире, – тихо добавил он. – Он и не жил.
МакГрегор пристально посмотрел на Джулиана. Уже не в первый раз доктор гадал о том, как прошло детство и юность Кестреля. Он знал, что его отец был джентльменом, женившимся на актрисе и потому лишившемся расположения семьи. Это было уже больше, чем знало большинство знакомых Кестреля, но всё равно очень немного. Он не рассказывал, где научился так одеваться, как стал таким замечательным музыкантом, почему прожил несколько лет во Франции и Италии или откуда у него брались деньги.