— Тогда ты поймешь всю мудрость моего совета, ибо, если ты рискнешь промедлить с выполнением предложенных мною действий, капрал Фотий собственноручно, голыми руками оторвет тебе правое ухо.
Я согласился, что подобное уточнение, несомненно, проясняет ценность его совета, и поспешно снял шляпу, рубаху, штаны и сандалии.
— А ну обыщите его мешок, — приказал Публиан. — Поворотись-ка, пленный. Так, клейма нет… Следов плети тоже не видно. Ты, никак, ухитрился избегать до сих пор почетной процедуры бичевания?
— Боюсь, что так, благородный господин. Мои слушатели не всегда встречают те истории, что я им рассказываю, изъявлениями бурной радости, но и столь резкой и болезненной реакции на них, как вы изволили предположить, я тоже до сих пор не удостаивался. — Я завершил оборот вокруг своей оси и стал ждать, перенося продолжающийся досмотр с присущим мне добрым расположением духа. Любой, кто провел бы столько лет, сколько я, с бушменами Гатойла, и думать забыл бы стесняться наготы.
— И ни одного боевого шрама! Ты что, воином никогда не был?
Я признался, что был раз или два, но заверил его в том, что Всемогущий Кразат всегда улыбался мне и обращал свой ужасный гнев на моих неприятелей.
— Хвала этому богу, — кивнул Публиан, — хоть имя его мне и незнакомо. Боюсь, чужеземец, придется мне сделать вывод, что ты у нас шпион. Как там у него с золотишком?
Воин, тщательно потрошивший мою суму, с отвращением отшвырнул последний кусочек кожи и встал, пряча меч в ножны.
— Никак нет, господин!
— Тогда поищи в одежде. Что-то не вижу я, меняла, твоего ножа. Как может человек выжить в этих краях без ножа?
— С набитым брюхом — по меньшей мере первые несколько часов.
— Или те истории, которыми ты торгуешь, настолько разорили тебя, что ты даже нож продал?
— Увы мне! — признал я. — Не истории мои упали в цене, но еда подорожала неслыханно. А хороший был нож, с костяной рукояткой, на которой были вырезаны сцепившиеся в борьбе демоны…
— Сдается мне, без него так оно будет спокойнее, — утешил меня капитан.
Я не без сожаления смотрел, как резали на мелкие лоскуты мои штаны — замечательные штаны из мягкой верблюжьей кожи с ярко-алой тесьмой, которые сшила мне темноглазая Иллина. Они закрывали мои ноги до колен, оставляя лодыжки проветриваться в жаркий день. Сандалии я получил в награду за ночные празднества Семи Богов в Вейлмене — они последовали за штанами. И наконец, точно так же превратилась в жалкие клочки моя рубаха из прочной ткани, совсем еще новая — подарок караванщика с побережья, ибо обитатели Пряных Земель не знают такой одежды. Дорожная пыль всего континента приглушила ее пастельные тона, темные пятна пота изобразили на ней океаны, как на карте, и все же мне жаль было видеть ее бесславную кончину. Шляпу я сам смастерил из соломы, так что не особенно переживал, когда ее вернули в изначальное состояние.
Однако золота не оказалось и там. Публиан в первый раз за все время улыбнулся, и в его черной бороде янтарным отсветом блеснули зубы.
— Воистину твоя нищета — твое счастье, странник, ибо не могу представить себе шпиона без золота или оружия. И еще твое счастье в том, что у тебя хватило ума обратиться ко мне, дабы избежать мук голодной смерти. Как ты верно заметил, Занадон Непобедимый не без угрызений совести закрыл свои врата перед всем тем сбродом, что гонят перед собой форканцы. Ибо прими он их, они, без сомнения, загадили бы все улицы, испортили бы весь воздух и оглашали бы наши ночи своими мерзостными воплями. Лишь одно малое исключение сделано из общего правила.
— Молю вас, откройте, какое? — спросил я.
Капитан махнул в сторону лязгающей кандалами цепочки несчастных, тянувшихся из воды.
— Меня с моими людьми отрядили на поиски крепких добровольцев, не возражающих против того, чтобы помочь горожанам в нелегком труде укрепления городских стен. И пусть по сравнению с капралом Фотием ты так себе мужичок — да и позировать для статуи Балора Бессмертного в храме тебе едва ли предложили бы, — я должен признать, что ты здоров, мускулист и вполне можешь окупить ту баланду, которой наше городское начальство, возможно, не пожалеет за твою добровольную помощь.
Не обращая внимания на ухмылки столпившихся вокруг меня солдат, я нагнулся, подобрал самый большой обрывок, оставшийся от моей рубахи, и аккуратно обернул его вокруг бедер. Не могу сказать, чтобы он особо закрывал что-нибудь, но даже так я оказался едва ли не самым одетым во всей компании.