Выбрать главу

Рядом тэру поспешно отворачиваются, с детства приученные “не видеть” чужих слез.

— Ты…, — начинает Теор очередное обвинение и вдруг осекается.

Позади Наэва с земли поднялась старуха. В женской видавшей виды тунике поверх рубахи, но с непокрытой головой — уже одно это смотрелось, как крах устоев. Она стояла, чуть раскачиваясь, смотрела пустым взглядом. Лицо в отсветах факелов казалось одновременно потемневшим и бескровным. “Меда??” Теор вспомнил, что Наэв говорил о каком-то ее горе. Понял, что не хочет узнать больше. Похоже, сам Инве сегодня направил стрелу Меды, потому что ей есть за, что мстить.

Теор ответил, наконец, Наэву удивительно тихо:

— Ана не захотела бы долгой жизни со мной, она не меня любила. Я ведь был в Вилании, не так далеко от Берега Зубов. Если б только знал… Иди, бывший брат, к своей монладке, она ждет. Хорошо, когда кто-нибудь ждет.

Сарай

Это было трое суток назад. Теора заперли в сарае ждать Большого Совета, а Берег Чаек медленно возвращался к жизни, словно человек после тяжелой раны. Дельфина с сыном и дочерью жила в доме Наэва, туда же набились семьи его сестер-двойняшек. Лучше в тесноте, чем под открытым небом. Детей было бы разумнее оставить на Острове Леса, но после пережитого каждая семья желала держаться вместе. На Большем не хватало почти всего, но — хоть одно доказательство милости богов — ребятни было в избытке.

Дельфину приучили думать, что имуществом владеет Община, ей лично принадлежат разве что одежда и оружие. Из всего, что Дельфине не принадлежало, уцелели железный котел, часть изгороди и щенок Дэльфы. Перед отплытием регинцы старались как могли, истребили все запасы, которые армия не успела сожрать. Виноградник уничтожен. Остатки зерна сжигали, скот резали, а туши бросали в реку. Этой осенью никто не пахал землю. Пашню не подготовят должным образом, пройдя ее несколько раз плугом. Да и сеять почти нечего. Одним богам ведомо, как Острова переживут этот год. В выгоревшем доме Дельфина нашла остатки Акульего Зуба и отдала его волнам, как погибшего товарища. Наверное, часть ее души должна умереть вместе с ритуальным кинжалом, — Мудрые не рассказали Дельфине всех тайн этой мистической связи. И уже не расскажут. Останки Аква, Дэлады, Дэлы, ее мужа и сыновей, маленькой Фемины, ее старших братьев нашли в канаве и отдали волнам. Дуб освободили от мертвой ноши. День за днем Острова хоронили убитых, число их ведало лишь дно морское. На Берегу Чаек не было человека, который не оплакивал бы кого-то из родных. Разве могла душа Дельфины остаться прежней?

Душа всей Общины, сама суть Островов не вышла из битв целой. Дельфина кожей ощущала трещину на чем-то невидимом — столь же заметную, как шрам на щеке Алтима. Страх. Боль. Гнев. Вернутся ли регинцы весной? Выстоим ли мы? Как будем жить без кораблей, без набегов, без воли морской, без грозы Побережья? Как будем жить с мыслью, что Острова не безопасны? Почему боги допустили? Почему Старейшины допустили?

Вслух Старейшин никто не винил. Пока, по крайней мере. Но там и тут Дельфина слышала шепоток, который раньше не представляла возможным. Битва в Зеленой Долине могла бы завершиться иначе, если б не торопились, выбрали другую позицию, не наступали, не отступали, не послали бы шестьсот человек на убой. В каждом тэру проснулся запоздалый талант полководца. Каждый готов был рассказать, что делал бы на месте Арлига.

— Я благодарю Неру-Пряху, что не была на его месте, — отвечала Дельфина, когда спрашивали ее мнение.

Тэру поспешно соглашались — она не сразу и поняла, почему ропот так легко умолкает. Островитяне молчали, но всегда помнили о темной стороне Общины, о том, как исчезают неугодные Совету. В такие времена правители не допустят сомнений. В каждой душе паутина трещин, думала Дельфина, словно на морском дне перед взрывом. А ненависть Островов устремлялась руслом дозволенным — к виновнику всего, к Теору.

— Сегодня, — шепчет Дельфина, — я видела его. Я ходила к нему, Господин Морской, разве я могла поступить иначе? Алтимар, все эти годы я спрашивала тебя, что с моим братом. Я получила ответ.

— Они выбрали палачом тебя, сестра? Ты Жрица, вот и принеси жертву Маре.