Кэв сделал десять шагов вперед и тяжело рухнул на колени, но его голос как-то сумел пробиться:
— Твои дети живы, сестра. Ты говорить не смеешь.
За ним и без глашатаев повторили — увы, у многих есть основания так сказать. И у Арлига тоже. Арлиг охотно отдал бы Теора толпе, но это значит — отдать толпе власть. Последнее слово не должно быть за бунтовщиками. Наэв, Ирис и еще сотни человек закричали в ответ Кэву, что никто не смеет прерывать Дельфину:
— Она одна из нас и Островам не хуже тебя служила!
А что же Дельфине возразить? Кэв ведь прав, легко ей рассуждать. Она знает, что пережить смогла бы многое, но только не смерть своего ребенка.
Яростные перепалки вот-вот перерастут в драку, толпа подобна псу, готовому сорваться с цепи. Арлиг и Терий воззвали к тем, кто еще готов был подчиняться приказам, велели силой остановить непокорных. У Дельфины голова шла кругом. Силой?? Своих же братьев??? На Острове Совета запрещалось появляться с оружием, но кинжалы есть у всех, и постоять за себя каждый умеет. Дельфина беспомощно обернулась к Теору — он-то как держится, когда придумывают ему казни одна страшнее другой? И поняла — он даже не слушает, даже голову не повернет в сторону спорящих. И это не бравада, ему действительно все равно, что с ним сделают. Благословение страх, страшно позабыть это чувство совсем.
Она вдруг сообразила, что стоит между Теором и толпой. Значит, ни с места — не кинутся же тэру топтать Жрицу. Или кинутся?
Она умоляет:
— Опомнитесь! Он ведь сын Алтимара, не гневите Море! — она указывает на идола. — Господин Морской все видит!
А Меда впервые за много дней смеется:
— Оглянись, Дельфина. Ты указываешь на пустое место.
Никто не учил Меду управлять толпой, но это получается у нее лучше, чем у опытных Старейшин. Она подстегивает:
— Этот человек утопил в крови нашу землю! — окликает его: — Теор, сын Тины, расскажи нам, как умирали наши братья в Рогатой Бухте? А казнь пленников, которых Герцог оставил для публичной расправы, ты видел?
Он скалится:
— Я убивал их собственными руками!
Это самоубийство, последняя капля, толпа срывается с места.
Дельфина может сколько угодно кричать, что он врет, что из дурацкой гордости обвинит себя в чем угодно. Одни тэру штурмуют Холм, другие сдерживают их натиск. Дельфина посреди хаоса, и в голове мелькает: заколоть бы Теора кинжалом, прежде, чем эти сумасшедшие доберутся до него, — даже так было бы правильней! Но у Дельфины нет кинжала. Кто-то яростно кричит ей убираться. Потом вдруг толчок, удар — и мир летит верх тормашками, бушуют стихии, дно морское изнутри разрывает огонь. Море сжалось в комок, Море все слышит, дети слышат и учатся — неужели такими отныне будут ее Острова? Или такими и были — они же разбойники, ужас Побережья?
В сумасшедшем мире, как во сне, Дельфине протянула руку Тина. Помогая встать, сказала без всякого сочувствия:
— Юродивая дурочка. Считай, тебе повезло, что не вышибли мозги.
Может, Тина шла убить сына собственными руками? Дельфина не удивилась бы — мир ведь перевернулся.
Она обвела глазами Холм. Море осталось на месте, хмуро плескалось вдалеке и выглядело, как предвестие беды. Порядок на Холме был более-менее восстановлен, люди подчинились то ли окрикам Старейшин, то ли кулакам более разумных тэру и отступили. Теор оказался между каменными тронами, куда затолкала его охрана. Стражники были полностью на стороне толпы, но приказа нарушить не посмели. В итоге, Теора поколотили только они сами. Дельфине понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что она сейчас видела: зыбкость власти Старейшин. Воспитанные в подчинение, островитяне сами ошалели от того, что готовы были сотворить. Но начало было положено, теперь им было известно: приказ можно нарушить, против своего можно обнажить кинжал, можно толкнуть Жрицу. Небо не расколется, и земля не дрогнет. Дельфина чувствовала холодные иголочки в кончиках пальцев, подгибающиеся колени. Не так ли начались когда-то Плохие Времена?
Человек рядом с ней громко обругал того, кто сбил ее с ног. Дельфина так и не поняла, кому именно предназначалась брань. Возможно, этого не знал и новоявленный защитник, но окружающие четко услышали: кто-то едва не растоптал Жрицу. Человек перекинул ее руку через плечо, будто она не могла стоять, а потом уже предложил: