Добрый дряхлый Терий не заслужил ее упреков, но какая теперь разница? Она устало попросила женщин увести Мара, а сама не двинулась с места.
— Дочка, это ведь не тебя приговорили к казни. Ради всех богов, уходи.
Она развернулась так резко, что чуть не сбила старика с ног. Никто еще не видел Дельфину разъяренной — Терий удивленно попятился.
— Ты! — указала она на него. — Это ты на Острове Леса учил, что все мы одно целое, единая семья! Как смеешь ты говорить теперь, что это не меня приговорили к казни?
Гладя черные волосы Мара, Дельфина глядела в Море.
— …солнце уже садилось, вот как сейчас. Старый рыбак подвел лодку к островку, чтобы передохнуть, и там нашел ее. Великую Ариду…
Мар сонным комочком свернулся на руках матери.
— Дельфина?
— Что, сынок?
— Человек, которого казнили сегодня утром, про похлебку соврал. Когда он будет призраком, я скажу ему, что врать нельзя. Только регинцам можно.
Она прижала Мара крепче и продолжила:
— …Арида была маленькой девочкой, дочерью морских вод. Ее кожа была бела, как пена на волнах, а волосы зелены, как водоросли. Волосы ниспадали до самых пят и укрывали ее, потому что на ней не было никакой одежды…
— Дельфина?
— Спи, сынок.
— Этот человек раньше был хороший?
Ана — ушки на макушки — подняла голову и прислушалась, но ничего не спросила.
— Не знаю, — зашептала Дельфина. — Ничего не знаю. Он заблудился в жизни, как в лесу.
“И что же? — спросила Дельфина саму себя. — Разве это его оправдывает?”. Конечно, нет, и Совет поступил справедливо.
Все вокруг знали, что сегодня утром она закричала на Старейшину. Из-за Дельфины половина тэру тихо спорила со второй половиной о приговоре. Теора никто не жалел, но многих терзали сомнения: можно ли отмахнуться от слов Жрицы? Неужели она стала причиной раздоров? Говорливые двойняшки обходили ее стороной, смотрели сочувственно, но держались поодаль, будто увидели на ней чуму или проказу. Кэв после Большого Совета не глядел в ее сторону. Арлиг ее предупредил. Двенадцать лет назад и Теора предупреждали, он тоже был на краю и на грани, но Главарь Милитар не заметил этого вовремя. Зато заметил Наэв…
Дельфина отнесла Мара в дом и устроила его в углу на соломе. Как похож на Марка ее спящий сын, как редко ей позволено самой уложить его спать. А ведь дети — то единственное, что Дельфина любила больше Островов.
В доме царил привычный гомон большой семьи. Сестры Наэва болтали без умолку, зятья препирались. Единственная уцелевшая курица кудахтала на единственной уцелевшей бочке. Малышка Тиба забилась в угол и почти не говорила с тех пор, как увидела дерево мертвых. Странно молчаливой была и Ана. В сотый раз она разглядывала свое отражение в лохани воды и безнадежно отмахивалась: “Вороненок…”. Мальчишки Тэрэссы что-то отнимали у мальчишек Авмиты, дочери Авноры дразнили тех и других, и в конце-концов, всем влетело от Дэльфы: “Ну-ка молчать, бесенята!”. Дэльфа наконец ответила Ирису согласием, их свадьба состоится, как только закончат погребать мертвых. Жизнь продолжалась.
Дельфина отрешенным взглядом смотрела на свой мир. Позвала:
— Наэв…
— Что, сестренка?
— Не знаю. Скоро придет вода. Море надвигается на Острова.
В доме повисла тишина, взрослые и дети принялись разглядывать вроде бы спокойную даль. Дельфина и не заметила, что ее услышали. Мысли ее блуждали далеко.
— О чем ты, сестра? Будет шторм?
Она сказала как о будничном:
— На нас кровь, и на Регинии кровь. На дне трещина. Это не шторм, такого мы еще не видели.
— Когда это случится?
— Через три заката.
Солнце утонуло в воде, начав отсчет.
— И что нам делать?
— Не знаю…
Встала и вышла на улицу. Наэв, не уверенный, предсказание он слышал или нет, сказал домочадцам держать слова Дельфины в тайне — и без того хватает паникеров. Сама она свои слова тут же забыла.
Дельфина шла, не понимая, куда бредет. Не может же она в такую ночь просто лечь спать! Тысячи тэру засыпают легко, и потому Дельфина отделена от них мертвенно-каменной стеной. Замурована в эту стену. Именно так много лет жилось Теору. Холодный вечерний воздух Дельфина глотала, как морскую воду, и чувствовала себя русалкой на суше. Просоленный ветер, горький на вкус, заполнял легкие, перерождался в боль, разрывал на части. Потом волна и боль отступают, дают передышку — именно это испытывает в воде связанный человек. Хочется замереть и захлебнуться — Дельфина так бы и поступила. Но Теор будет биться до конца, и одни боги знают, на сколько дней и приливов хватит его сил.