Конечно, ведь История всегда следует за Войной.
Никто не спорил с ним, и - насколько я могу судить - он не сделал ни одной ошибки. Если вам хочется верить, что Джаксиан Тарпит просто исключительно сильный человек с неплохими актерскими данными, мне мало что есть привести в доказательство обратного.
Был, конечно, инцидент с Львиногривом, который и убедил меня. Он знал вещи, которых никак не мог знать. И раз или два за этот долгий день я стал свидетелем других неожиданных проблесков - особенно когда вожди беженцев пришли поклониться своему новому командующему.
Пожилого царя Форбина он решительно отверг даже раньше, чем объявили о его приходе.
- Уберите этого! - прорычал он, ткнув в дверь пальцем в металлической перчатке. - Что толку нам от дрожащего труса, доспехи которого насквозь проржавели от мочи? Уберите его и приведите нам крепкого сына его - того, что косоглазый!
Коренастый парень с косящим левым глазом протолкался через толпу и преклонил колена перед богом войны.
- Вот ваш предводитель, - объявил Балор, и парень расплылся в улыбке гордости и восхищения, а с ним и все остальные представители Форбина.
И посланники Полрейна...
- Царевич Обелиск? - скептически хмыкнул Штах. - С каких это пор в роду Пуэльтинов завелись царевичи?
Сильно покраснев, коленопреклоненный воин пробормотал что-то насчет царской семьи, полностью перебитой при Гизате.
- Смотри, чтобы твой придворный чин не рос быстрее, чем слава воина, посоветовал бог, и все присутствующие ухмыльнулись.
Когда полрейнцы собрались уже уходить, Штах поманил к себе того самого Пуэльтина Обелиска. Воин с опаской приблизился. Это был рослый, грозного вида человек; не будь рядом бога, он казался бы здесь главным. Только я расслышал то, что случилось за этим.
- Сегодня в твой отряд запишется человек по имени Ториан.
- Ториан, Боже? - Мужественное лицо воина просветлело от радости. Львиногрив? Значит, это правда, что он спасся?
- Львиногрив погиб. Это самый обыкновенный Ториан. Ты направишь его в самое опасное место.
Обелиск покорно кивнул, больше ничего не спрашивая.
Но остальная часть дня прошла скучно.
***
Этой ночью я как гостящий бог спал со всеми удобствами в храме. Верховная жрица послала прислуживать мне очень хорошеньких послушниц. По древнему закону, да и по естественному влечению жрица не может отвергать бога. Однако оставалась еще проблема обязательств перед будущим ребенком дара, которым бог должен наделить своего смертного отпрыска. Неохотно решил я, что выбирать любимчиков будет несправедливо. Весьма неохотно!
Уже тогда я понимал, что не смогу долго выдержать эти божественные штучки.
Еще я обнаружил, что богам не снятся сны.
В самом деле, что может сниться богу?
***
На самом верху надвратной башни расположена смотровая площадка с низким парапетом. Там, в холодных лучах рассвета, стояли, глядя на то, как Балор выступает со своим войском из Занадона, верховная жрица Саньяла и бог истории. Цокали копыта, лязгала бронза. Трубы и барабаны сотрясали воздух. Распевая свои боевые песни, юные смельчаки маршировали, высоко подняв головы. Они нисколько не сомневались в предстоящей победе, ибо кто может победить их, если их ведет на бой сам бог войны? И возможно, они помнили еще и то, что бог истории смотрит на них.
Должны бы помнить - такое не забывается. Стоя на такой высоте, я чувствовал себя очень и очень неуютно. Когда войско вышло наконец за городские стены, все вернулось в норму - они удалялись спиной ко мне, но все время, пока они маршировали по Большому Проспекту, я старался сам держаться спиной к ним. Жаль, что парапет был недостаточно высоким, чтобы... в общем, жаль, что он не был выше.
И кроме того, мне свело скулы от непрерывной загадочной улыбки.
Все городские стены, насколько хватало глаз, были усеяны женщинами и детьми. Я горько сожалел, что не настоял в свое время на набедренной повязке, как бы это ни противоречило традиции. Я мог бы догадаться о последствиях, когда Старший Братец Кразат принимал решение.
Но это был мой единственный шанс поговорить наедине с Саньялой, то есть с Шалиаль Тарпит.
- Вы больше не сомневаетесь? - спросил я.
Она искоса посмотрела на меня из-под длинных ресниц.
- В чем, Боже? В победе? Ни капельки!
- Я думаю, в победе мы все можем не сомневаться, - согласился я. Форканцы шали перед собой саранчу, так что должны уже голодать. И отступать они могут только на запад, а даже это означает победу Занадона. Нет, я имел в виду совсем другое.
- Тогда что же, Боже?
- Пожалуйста, не зовите меня так! Вы знаете, что Балор на самом деле ваш брат, а я всего только меняла историй.
- Я знаю, что ты меняла историй, Боже, но мне кажется, ты больше, чем просто меняла историй.
- Я - это я, и всегда только я, - сердито фыркнул я. - Джаксиан... ну, Джаксиан кажется двумя разными людьми.
- Он всегда был двумя разными людьми.
То павлином, то каплуном, подумал я, но вслух не сказал. Она тоже молчала.
- Конечно, - предположил я, - можно ожидать некоторой нервозности от человека, влюбившегося в собственную сестру.
- Это не я! - резко сказала она. - Это все отец. Джакс был совсем мальчиком, когда уехал отсюда. И всю его взрослую жизнь отец был для него чем-то вроде далекого бога, посылающего приказы... И когда он вернулся, он снова оказался мальчиком. Нет, Боже, в этом нет моей вины! Ты, должно быть, заметил, как он заикается? Это отец со своими придирками и упреками тому причиной.
Я собрался было поспорить, но потом понял, что она права. Одно упоминание об отце заставляло Джаксиана блеять как овца, но в трактире, когда мы говорили только о Шалиаль и их любви, голос его звучал ровно.
- Теперь он уже целых три человека, - сказал я. - Или два человека и бог. Но что из этого? Я видел, как он творил странные вещи и открывал странное знание... но как могу я быть уверенным? Я пришел сюда, чтобы увидеть бога. Я ожидал огней и блеска. Я ведь до сих пор сомневаюсь, Шалиаль. Может, я просто наблюдаю за спектаклем великолепного актера?