Судья недоуменно сдвинул брови:
– Ты что-нибудь о них знаешь?
– О кивающих молотах? Да нет, ничего… Знаю только, что все их боятся, но никто не видел… Премудрый Гоен считал их просто суеверием… Но мы, по-моему, отвлеклись… Так что там третий Улькар?
– Третий… – Тяжелое лицо досточтимого Ар-Мауры дрогнуло и застыло в скорбной гримасе. – А третий – безумец, которому ударила в голову власть. Знаешь, когда он разрушил храм Четырех Верблюдов и объявил себя богом, мне стало страшно… Боги не прощают тех, кто помнит их еще людьми… Потом этот указ о собственном бессмертии… А уж когда он начал издавать законы природы…
– Нет, почему же, – деликатно возразил Ар-Шарлахи, а в глазах у самого тушканчики плясали. – Законы природы – это мудро. Воде надлежит течь сверху вниз. Стало быть, учись у воды, как надо исполнять законы…
Судья не слушал. Лицо его было по-прежнему угрюмо.
– Я давно уже перестал понимать, что происходит, – устало пожаловался он. – Разворачиваешь свиток с новым указом – и заранее ждешь бунта. А бунта все нет и нет…
Ар-Шарлахи с любопытством взглянул на судью.
– Зачем же бунтовать? – сказал он. – Можно просто не исполнять. Или исполнять, но наполовину… Как, собственно, и делается.
– Да? Ты так полагаешь? А вот представь: придет завтра указ, что всем подданным надлежит ходить с открытыми лицами… И что тогда?
– Н-ну… тогда, конечно, бунт, – признал Ар-Шарлахи. – А кстати, чем ты хуже Улькара? Стань во главе. Тот отделил Харву от Кимира, а ты отделишь Пальмовую Дорогу от Харвы.
Досточтимый Ар-Маура смотрел на шутника с улыбкой сожаления.
– Безнадежно… – сказал он наконец и залпом осушил чашку. – Ни ты, ни я на это не способны. Я слишком стар, а ты… – Тут судья вскинул глаза и взглянул на собеседника в упор. – Ты даже сам не знаешь, как ты меня разочаровал. Когда в пустыне объявился Шарлах, я поначалу подумал: да уж не ты ли это? Тем более на тебя был донос… Смешно, конечно, об этом говорить, но я обрадовался… Обрадовался, что хоть кто-то из нас, бывших владык, покажет этим голорылым пеший путь к морю… Жаль, что это был не ты.
– А вдруг? – возразил слегка уже захмелевший Ар-Шарлахи. – Разбойник, он ведь, знаешь, только при луне разбойник. А днем он может на базаре финиками торговать…
Досточтимый Ар-Маура выслушал все это без тени улыбки, с самым печальным видом.
– Да нет, – ответил он, вздохнув. – Никакого «вдруг» здесь быть не может. Вчера ночью шайка Шарлаха была уничтожена, а сам он захвачен. Странно… Государь отрядил на это целый караван, причем потребовал, чтобы главаря взяли живым. Возможно, к вечеру его доставят сюда…
Глава 3
Луна и яма
Ар-Шарлахи лежал лицом вверх и смотрел на вырезанный в камне круг ночного, чуть тронутого серебристой пылью неба. Где-то совсем рядом сияла за кромкой разбойничья злая луна, или, как принято говорить в Харве, полная. Мерцало, растворяясь в лунной дымке, алмазное копыто голенастого созвездия Ганеб. Верблюд, на котором предки Ар-Шарлахи прибыли в этот мир, шествовал теперь по ночному небу над Пальмовой Дорогой.
Большая честь – потомка владыки поместили в одну из главных ям, каменный колодец, сооруженный разбойничками-прадедами для особо знатных пленников. Кверху колодец слегка сужался, так что вылезти без посторонней помощи из него было невозможно. Злая луна вынула из мрака широкий смеющийся оскал старой каменной кладки, и зубов в этом оскале по мере восхождения светила как бы прибавлялось и прибавлялось.
Шакал ты, досточтимый Ар-Маура! Хотя… Тебя тоже можно понять. Отпусти ты Ар-Шарлахи без наказания, поползли бы шепотки, что судья покрывает бывших владык Пальмовой Дороги, а там, глядишь, юный голорылый секретарь, преодолев трепетное уважение к досточтимому, догадался бы отправить донос в предгорья…
Так, значит, Ар-Маура учился вместе с Улькаром?.. Непостижимым и бессмертным, повелевающим громами… Ну тогда становится ясно, как это он ухитрился получить место судьи в своей собственной тени… Зато ему есть теперь что терять. Не то что Ар-Шарлахи!..
Узник хотел было усмехнуться бесшабашно, но вместо этого вдруг затосковал: стало жалко себя, заныло легонько под ложечкой. Завтра прикажут в течение дня покинуть тень Ар-Мауры. Это опять наниматься на торговую каторгу – и в пустыню… «Ненавижу пустыню, – бессильно подумал Ар-Шарлахи. – Любую. Песчаную, каменную, усыпанную красным щебнем. Любую… Поселиться бы в Харве… Хотя кто тебя в Харву пустит? И даже если пустят… Предгорья нынче уже не те. Веселые кварталы разогнали… В Зибре говорил с голорылым, так они нам, оказывается, еще и завидуют. Воля у вас, говорят, на Пальмовой Дороге… А в предгорьях строго. Ох строго!.. В пору и впрямь в разбойнички податься… – Нелепая эта мысль пришла внезапно и слегка позабавила. – Нет, в самом деле! Согласно последнему указу, никаких разбойников в природе не существует. Грабь на здоровье!.. Только ведь не годишься ты, братец, в разбойники. При твоей-то любви к пустыням!..»
Ар-Шарлахи сел и со вздохом поправил сбившийся коврик. Любезен все-таки досточтимый Ар-Маура. И какая отчаянная храбрость! Ковриком снабдил, вы подумайте!..
Ар-Шарлахи уже задремывал, мысли путались. Ну ладно, указ… Разбоя нет… Разбойников тоже… А как же тогда облава на тезку Шарлаха?.. Почти тезку… За что ловить-то, если не разбойник?..
Разбудивший его шум смолк мгновенно; во всяком случае, открыв глаза, Ар-Шарлахи так и не понял, что это было. Язык лунного света, пока он спал, спустился по грубой старинной кладке и теперь готов был лизнуть песчаное дно колодца. Голенастое созвездие Ганеб сместилось, ушло за каменную кромку. Вот-вот покажется краешек холодного яркого диска.
Где-то наверху неспешно поскрипывал песок под башмаками удаляющихся стражников, кто-то лениво и негромко выругался, помянув разбойничью злую луну, четырех верблюдов и кивающие молоты в придачу.
Вскоре стало совсем тихо. Потом совершенно неожиданно рядом послышался шорох и сдавленный вздох. Вот оно что! Оказывается, в яму спустили на веревке еще одного узника… Обычное развлечение стражников: отдают канат не до конца, и приходится спрыгивать чуть ли не с высоты человеческого роста. Этот-то шум падения, надо полагать, и разбудил Ар-Шарлахи.
– Значит, еще судить будут… – безнадежно произнес надломленный, с хрипотцой, мальчишеский голос.
Ар-Шарлахи решил было, что юный узник разговаривает сам с собою, но тут в темноте снова зашуршало, и другой голос, низкий и властный, буркнул:
– Молчи…
Ах вот даже как? Ну спасибо тебе, досточтимый! Если так и дальше дело пойдет, то к утру в этой яме станет тесновато… Надо же, сразу двоих подсадил! Для более крепкого сна, не иначе…
Ар-Шарлахи тихонько фыркнул – и колодец тут же словно опустел. Оба новых узника замерли. Наконец обладатель низкого грубого голоса приказал ворчливо:
– Пойди узнай, кто такой.
Снова шорох балахона, и подросток, пригнувшись, подобрался к Ар-Шарлахи. Такое впечатление, что мальчишка опасался выпрямиться, дабы не попасть в косой поток лунного света.
– Ты кто?
– Ар-Шарлахи.
В колодце опять стало гулко. Похоже, ответ поразил обоих вновь прибывших. Прошло несколько секунд, прежде чем старший узник издал некое задумчивое рычание.
– Какой Ар-Шарлахи? Сирота? Тот самый, которого в Харву спровадили?..
– Да, – довольно резко бросил Ар-Шарлахи. Собеседник его явно не отличался вежливостью. Если он будет продолжать в том же духе… Однако нового вопроса не последовало. Надо полагать, обладатель грубого властного голоса полностью удовлетворил свое любопытство.
Что же до подростка, то он как-то неуверенно пошевелился, оглянувшись, видно, на старшего, и вновь занялся Ар-Шарлахи.
– А сюда за что?
– Мухам лишние лапки обрывал.
– Ты отвечай, когда спрашивают! – Хрипловатый мальчишеский голос внезапно стал злым, опасным.