Когда Анна появилась на палубе, Кейт испытала облегчение, что было заметно по выражению ее лица.
– Друг мой, Анна, там, где мой Джосая и Джон Гилберт, завязалась драка.
Анна ринулась вперед с поднятой шпагой и увидела, как Джон отступает на бак, а его люди спешат к нему. Послышался звон стали о сталь, когда голландская команда «Эре» высыпала на палубу. В свете фонаря были видны семеро матросов, теснившихся у мачты.
– Я рядом, Джонни, за твоей спиной, – выкрикнула Анна. Ее спутанные каштановые кудри каскадом упали ей на плечи, потому что в пылу сражения с часовым она потеряла свою вязаную шапочку. Никогда еще Анна не испытывала такого возбуждения. Внутри у нее все дрожало, но рука была точной и уверенной. Много лет Анна провела, изучая манеры и поведение женщин при дворе, изучая изысканное искусство вышивки и менее изысканное домоводства, но сейчас все это было бесполезно. Единственно важному ее научил Джон Гилберт.
Доктор Уиндем появился из кубрика, прикрывая рукой распухший глаз, и остановился возле люка, ведущего в трюм, защищая Кейт своим телом.
– Кейт, я должен как-нибудь помочь им.
– Да, Джосая, жаль только, что у меня нет оружия.
– Но у меня есть средство, которое никогда меня не подводило.
Он вытащил фарфоровый горшочек с чудесной мазью из своего докторского саквояжа и выплеснул содержимое под ноги голландцам.
Анна в это время отражала неуклюжие сабельные удары, и ее босоногий противник поскользнулся на растекшейся мази. В этот момент Джон поразил его в руку, державшую оружие, и тот перестал сопротивляться.
– Ты прирожденная пиратка, дорогая, – сказал он и поцеловал ее, разгоряченный схваткой и слишком долгой разлукой с ней. Они одновременно повернулись к доктору и отсалютовали ему. Кейт и доктор не скрывали своей гордости.
Английские моряки, вооруженные дубинками, а кто и просто с голыми руками набросились на голландцев, и два английских пистолета у них в руках обеспечили им перевес над голландскими тесаками.
– Приковать их к веслам в трюме и заставить замолчать, – скомандовал Джон, все крепче обнимая Анну за плечи. – И поспешите укрыться до возвращения Уэверби.
Серп луны слабо освещал корабль. Джон услышал плеск весел, глухой звук, когда шлюпка ударилась о корпус корабля, и наконец голос Уэверби.
– Я спущу с них шкуру, капитан, если наши гребцы вернулись на корабль без нас. Или оставлю их гнить в чужом порту.
– А я, милорд, спущу вторую, если часовые уснули!
Джон опустился на колени за бочонком с водой, Анна пряталась за его спиной. Оба они были вооружены пистолетами, похищенными из каюты капитана. Он видел тени своих людей и английских моряков, теперь уже не карауливших голландцев. Кое-кто из них находился на носу, кое-кто на корме.
Сначала через поручни перебрался Уэверби, за ним последовал капитан. Они спрыгнули на палубу и огляделись. Уэверби стал медленно вытаскивать лезвие из ножен.
– Что-то здесь неладно, капитан.
Джон выступил из-за бочонка и оказался в свете фонаря. В руке у него был пистолет. Анна следовала за ним тоже с пистолетом в руке. Оба нацелили пистолеты на Уэверби. Джон слегка поклонился.
– Вы правы, милорд Уэверби. И вы, и славный капитан – наши пленники. Бросьте оружие!
Капитан немедленно подчинился.
Уэверби медлил, мысль его лихорадочно работала. Остановив взгляд на Джоне Гилберте, Уэверби произнес:
– А, этот евнух еще жив?
Уэверби посмотрел на Анну.
– Не хотите ли приветствовать меня поцелуем, миледи Уэверби?
– Ни за что на свете, – произнесла Анна с презрением и торжествующе добавила: – Джон Гилберт не евнух, милорд, могу поклясться.
Эдвард сделал шаг вперед, лениво чертя в воздухе круги шпагой, будто пробовал металл на прочность. Его взгляд перебегал с Джона на Анну и был полон такой злобы, что Анна содрогнулась.
– Когда мы виделись в последний раз, любовь моя, о тебе нежно заботился король, а твой разбойник был на пути к отплытию из Англии. Поэтому оставь свои сказки, но все же берегитесь, миледи графиня, потому что адюльтер в Англии все еще считается тяжким преступлением для женщины. – Он улыбнулся. – Но я человек благородный и прощу тебе измену, если вернешься в мою постель. Пристрели этого негодяя, если не хочешь оказаться изгоем общества, как он.
– Король даровал свое королевское прощение Джону Гилберту, – произнесла Анна.
– Понимаю. Значит, не будет радостной встречи с вернувшимся мужем. А ты умнее, чем я думал, Анна. Но благородный пэр Англии не сдается и ни за что не уступит такому негодяю, как этот разбойник, и королевской любовнице.
Из тени выступили сподвижники Джона и английские моряки.
– Позвольте мне перерезать глотку этому предателю, – сказал один из них.
Голландский капитан отошел на несколько шагов от Уэверби.
Джон покачал головой:
– Нет, ребята, его глотка принадлежит королю.
– Но ты принадлежишь мне, – процедил Уэверби сквозь зубы, – как и твоя шлюха. Вас обоих повесят как пиратов в доках Дептфорда. Неужто ты думаешь, что король поверит тебе? Мое слово против слова безземельного плута и бастарда?
Голландский капитан протянул руку Джону.
– Я скажу королю, что его граф – предатель, расшифровывавший английские депеши адмиралу де Рейтеру. А мое слово что-нибудь да значит.
Уэверби ринулся на капитана и вонзил ему шпагу между глаз. Тонкая струйка крови брызнула из раны и оросила палубу.
– Раны Христовы! – произнес Эдвард, – вытирая шпагу платком, благоухающим сандаловым деревом. – Из-за вас я потерял опытного капитана моего торгового судна.
Джон ринулся вперед и выхватил из ножен шпагу. Анна испуганно вскрикнула:
– Джонни, он превосходно владеет шпагой!
– Будь спокойна, Анна, и держись в стороне, – скомандовал Джон.
Шпага Уэверби затанцевала возле Джона, производя круговые движения и провоцируя его подойти ближе.
Джон такими же танцующими движениями отступал, перепрыгнув через труп капитана.
– Это пример вашей аристократической чести, милорд? – спросил он.
Шпага Уэверби со свистом рассекла воздух.
– Бастарды не могут навязывать джентльменам правила поведения. Так что не жди пощады.
Джон увернулся от удара.
– Ну если вы называете себя дворянином, то я горжусь тем, что могу назвать себя бастардом, милорд.
Джон сказал это вполне искренне.
По мере того как его лордство наступал, Джон увертывался со свойственной ему ловкостью и быстротой, понимая, что длинные руки Уэверби дают ему преимущество. Джон не стал бы сражаться с Уэверби, как учат в школах фехтования. Он использовал уроки уличных стычек в Лондоне, орудуя шпагой как щитом, лавируя, поворачиваясь, отступая снова и снова и оказываясь с другой стороны от Уэверби, чего тот не ожидал.
Джон видел, что Уэверби изнемогает от усталости и злобы, когда наконец смог повернуться к нему лицом и, видя, что взгляд графа упал на его ноги, догадался, что последует. Он подпрыгнул, когда Уэверби совершил выпад, и его шпага резанула воздух под ногами Джона, не причинив ему вреда.
Уэверби потерял равновесие, и когда ноги Джона снова коснулись палубы, его шпага пронзила правое плечо Уэверби. Шпага выпала у лорда из руки, будто по воле Божьей, а ткань его изящного серебристого камзола окрасилась в красный цвет.
На палубе прогремело «ура», и Анна бросилась к Джону. Он держал рапиру у горла Уэверби, когда она оказалась рядом и с презрением посмотрела на человека, променявшего ее любовь на выгоду.
– Оттащите его вниз, ребята, – сказала она, не скрывая торжества. – Пусть его прикуют к веслу, как он приковал вас. Доктор, позаботьтесь о его ране, если вам будет угодно.
Уэверби пристально посмотрел на Анну:
– Он использовал запрещенные приемы. Ему не удалось победить меня.
Анна вздернула подбородок и подбоченилась.
– В таком случае, милорд, вам следовало бы изучить его приемы. Они более эффективны.