В эпоху, к которой относится начало этого рассказа, банда обошла юг, восток и запад страны, сделавшись кошмаром богачей и жандармов. Поймать ее не представлялось возможным, она была неуловима. Крестьяне прозвали ее шайкой «кротов» потому, что разбойники мгновенно скрывались, словно исчезая под землей.
Они с неслыханной дерзостью опустошили окрестности Тулона, Марселя и Ниццы, где ограбили даже дом морского префекта. В Тулоне они похитили любовницу старшего комиссара, сожгли шесть домов и целую ночь держали город в страхе. В Марселе и Ницце повторилось то же самое. Словом, шайка «кротов» повсюду сеяла ужас на своем пути и угрожала устоям государства, несмотря на жесткую военно-полицейскую власть.
Эта банда все больше привлекала внимание самого Наполеона. Однажды он прочел рапорт о настоящем сражении между разбойниками и отрядом солдат и жандармов в сто восемьдесят человек, который был окружен и принужден к сдаче.
Наполеона это буквально взбесило, поскольку он принял все близко к сердцу. Великодушие, проявленное главарем разбойником, привело императора в ярость, поскольку оно снискало Кадрусу симпатию в глазах простого народа. Вожак шайки потребовал, чтобы отряд сдался безоговорочно. Можно было подумать, что иначе он переколет всех до единого. Ничуть не бывало! Он только отобрал патроны и штыки, оставил солдатам ружья и выпустил их из ущелья, где они были окружены, снабдив мулами для перевозки раненых.
Слава Кадруса приобрела громадные размеры, и он стал греметь на всю Европу. Английские журналисты не преминули воспользоваться этим обстоятельством, чтобы утверждать, что Наполеон не в силах удержать власть в самой Франции. Появились карикатуры, на которых Кадрус представлял законы на подпись консулу. Донельзя раздраженный, Наполеон приказал Савари во что бы то ни стало поймать Кадруса, и тот «прокатил» министра по всей Франции, водя его за нос и каждый раз ускользая, как угорь.
Однажды ночью Савари похитили. Главарь «кротов», спрятав лицо под маской, принял его в замке, который захватил чуть ли не штурмом, и славно развлек своего пленника: обед, бал, театральное представление и фейерверк. Это была неслыханная дерзость. Замок, занятый в девять вечера, охранялся разбойниками всю ночь. Тридцать пленников и двадцать пленниц, захваченных именно для этого случая, должны были придать затее Кадруса светскую живость и лоск. Сам он поклялся честью, что никому не причинит ни малейшего вреда. Все знали, что Кадрус никогда не изменяет своему слову, и веселились от души, за исключением, разумеется, «виновника торжества» Савари.
К концу бала замок окружили три бригады жандармов, но были мгновенно отброшены. Им пришлось отступить. Незадолго до рассвета Кадрус преподнес по подарку каждой паре танцующих, простился с Савари и уехал.
Эта смелая выходка наделала много шума. Савари слег с нервной горячкой и чуть не умер. Можно представить себе бешенство императора. Он, сумевший разгромить коалицию европейских монархов, не только не смог совладать с главарем разбойников, но еще и потерпел от него поражение!
После этого «подвига» Кадрус исчез со своей шайкой на целый год. Он объявил, что отправляется в Италию и дает своим людям отпуск, но с 1 мая 1804 года снова приступит к тому, что называл войной против общества. Действительно, 1 мая он возобновил ее дерзкой вылазкой прямо посреди равнины Боса, не оставив после себя никаких следов.
В поведении Кадруса самой оригинальной чертой являлось его стремление прослыть честным. Он издавал многочисленные прокламации, в которых утверждал, что считает себя вправе брать все, что пожелает, себя же считал свободным от всяких обязательств. Он объявил войну обществу и называл себя таким же повелителем своей полусотни разбойником, каким Наполеон был для миллионной армии. Эти софизмы от души веселили всех и вся.
Женщины восторгались его великодушием. Это был поистине романтический разбойник. И наконец, бедняки очень любили его за то, что он нападал только на богатых. Одним словом, он пользовался всеобщими симпатиями. Кадрус взял себе за правило убивать только тогда, когда не оставалось ничего другого. Он по мере возможности щадил своих жертв, жалел солдат, льстил жандармам и печатал едкие, саркастические реляции, в которых присутствовали фразы вроде «Храбрые жандармы в…», «Бригада… с мужеством, достойным лучшего применения…», «Кадрус, с искреннему своему сожалению, был вынужден открыть огонь по таким достойным противникам, но прекратил его при первой возможности…»