Относительно де Фоконьяка дело оказалось еще проще. За исключением дряхлого старика дяди, ни одного родственника. Бланше, надо сказать, довольно походил на того, чью фамилию наследовал. Он дал пройти году, другому, отлично гримировался, придал себе надлежащую физиономию и приехал обнять мнимого дядю. Тот не мог надивиться, что племянник так похудел, но этим замечанием и ограничился.
Шутка была сыграна. Никто не мог оспаривать у двоих обманщиков принятые ими титулы, фамилию и положение в свете. Снабженный неподдельными бумагами, Жорж Кадрус доказал, что он кавалер де Каза-Веккиа, незаконный сын князя того же имени; де Фоконьяк, с короной маркиза в своем гербе, дерзко потребовал доступа ко двору, принят был с радостью и жил роскошно.
Наполеон имел слабость окружать себя дворянами, и два разбойника в роли дворян встретили отличный прием в императорском дворце. Вот какова была шайка Кротов с их двумя предводителями.
Глава VII
Кадрус, щедрый на удары ножа, вздумал поднести розу молодой девушке
Всадники разговаривали не о преступлении, которое было совершено. Они не думали о нем, и пролитая кровь не тяготила их совесть. Говорили они о любви. Электричество действовало на Фоконьяка, вообще очень влюбчивого.
– Слушай-ка, Жорж! – вскричал он вдруг с сильным гасконским акцентом.
Кадрус, который ехал в задумчивости, поднял голову.
– Чего тебе? – спросил он.
– Я думаю, что чертовски жарко! У меня по всему телу точно мурашки бегают, и колет, и жжет, и я сам не свой.
– Это гроза, – спокойно ответил Жорж.
– Пусть будет гроза, а все же я весь горю, я пламенею…
– Еще бы! – вскричал Жорж, смеясь.
– И вечно! Но сегодня я тебе предложу вещь отличную. Знаешь ту красотку, которая…
Жорж презрительно пожал плечами.
– А ведь миленькая!
– Я не спорю.
– У нее прелестная подруга.
– Ну, пожалуй, – согласился Жорж.
– Любезный друг, ты говоришь о любви как о приеме лекарства! – воскликнул де Фоконьяк, почти оскорбленный.
– Не повторял ли я тебе сто раз, что смотрю на подобную любовь как на удовлетворение потребности.
– Оно тебе, по-видимому, очень неприятно.
– Потому что я мечтаю о лучшем.
– О чем же?
– Я хочу, чтобы любили меня самого! – ответил молодой человек нараспев.
– Какой вздор!
– Разве не убийственно, – продолжал Жорж, понизив голос, – что женщина без ума от кавалера де Каза-Веккиа и отталкивает его с отвращением, когда узнает, кто носит это имя?
– Что тебя заставляет выдавать тайну?
– Все и ничто.
Де Фоконьяк, по-видимому, искренне любил друга. Он принял грустный вид и замолчал. Тот опять задумался. Вдруг гасконец увидел двоих девушек.
– Гм-гм! – прочистил он горло. – Жорж, посмотри, какие красавицы! Постарайся, чтобы они полюбили тебя самого, и ты узнаешь счастливые часы.
Жорж не ответил. Он играл розой, которую держал в руке. Поглощенный собственными мыслями, он ничего не видел и не слышал.
– Взгляни же на красавиц, говорю тебе, – повторил де Фоконьяк. – Выпрямись, подбери поводья и выкажи все твое искусство и грацию этим прелестным созданиям. Вот, следуй моему примеру!
Алкивиад гордо выпрямился и принял самую приятную улыбающуюся мину.
Только тогда Кадрус бросил рассеянный взгляд на балкон. В ту минуту Жанна и Мария, побуждаемые жгучим любопытством, высовывали из окна свои хорошенькие головки. Взоры двух девушек встретились с его взором. Глаза молодого человека сверкнули, лица кузин точно будто озарились мгновенным пламенем, вспыхнувшим в серых зрачках Кадруса.
Страсть, долго сдерживаемая, имеет свои потрясающие громовые удары, подобно тому как накопление электричества разряжается грозой. Между двумя прелестными девушками и красивым молодым человеком произошло нечто вроде электрического сотрясения, силы неудержимой. Жанна едва устояла на ногах; она побледнела и приложила руку к сердцу, чтобы сдержать его ускоренное биение. Яркий румянец разлился по смуглым щекам Марии. Лицо Жоржа осталось неподвижно, только его лошадь изобличала силу удара, нанесенного седоку. Сдавленная между железных колен и затянутая поводом от судорожного движения руки, она сделала отчаянный скачок.
Молодые девушки вскрикнули. Окно не было настолько высоко, чтобы Жорж не мог достать до него рукой. Он мгновенно остановил лошадь и вынудил ее стать как вкопанную, хотя она еще вся дрожала и фыркала. Удивленный де Фоконьяк молча смотрел на эту сцену.
Жорж медленно повернул голову к двум девушкам; они инстинктивно прижались друг к другу. Окинув их пламенным взором, от которого они затрепетали, он быстро подъехал вплотную к стене и подал Жанне розу, которую держал. Она приняла ее, не сознавая, что делает, и молодой человек ускакал как стрела.