Ст. Моор. Амалия! Амалия! пожалей меня!
Амалия (поет).
Франц. Герман, переодетый. Даниэль.
Франц. Вот этот человек. Он говорит, что принес вам страшные вести. В состоянии ли вы их выслушать?
Ст. Моор. Для меня дорога одна весть. Подойди ближе, мой друг, и не щади меня. Подайте ему стакан вина.
Герман (изменив голос). Граф! не сердитесь на бедняка, если он, против воли, растерзает ваше сердце. Я чужеземец, но знаю очень хорошо, что вы отец Карла фон-Моора.
Ст. Моор. Почему ты знаешь это?
Герман. Я знал вашего сына.
Амалия (встревоженная). Он жив? жив? Ты знаешь его? Где он? где? (Хочет убежать из комнаты).
Ст. Моор. Ты знаешь моего сына?
Герман. Он учился в Лейпцигском университете, но вдруг куда-то исчез. Где он был и что делал – я не знаю. По его словам, он, с непокрытой головой и босиком, обошел всю Германию, вдоль и поперек, вымаливая подаянье у дверей и окон. Пять месяцев спустя, вспыхнула война между Пруссией и Австрией, и так как ему не на что было надеяться, то он и последовал за громом победоносных барабанов Фридриха в Богемию. «Позвольте мне», сказал он великому Шверину, «умереть смертью героя: у меня нет более отца.
Ст. Моор. Не смотри на меня, Амалия!
Герман. Ему поручили знамя – и он помчался за победоносным полетом прусаков. Мы были с ним случайно в одной и той же походной палатке. Много говорил он о своем престарелом отце, о лучших былых временах, о несбывшихся надеждах – и слезы выступили на глазах его.
Ст. Моор. О, замолчи!
Герман. Восемь дней спустя, началось жаркое прагское дело. Смею вас уверить, что сын ваш вел себя, как храбрый воин. Он делал чудеса в глазах всей армии. Пять полков сменилось около него – он стоял. Каленые ядра сыпались градом справа и слева – сын ваш стоял. Пуля раздробила ему правую руку, он взял знамя в левую и стоял.
Амалия (в восторге). Гектор, Гектор! Слышите ли? – он стоял.
Герман. Вечером, по окончании сражения, я отыскал его; он лежал, пораженный пулями. Левой рукою старался он унять текущую кровь; правую он зарыл в землю. „Брат!“ сказал он мне, „я слышал, будто наш генерал убит?“ – „Убит“, отвечал я: „а ты?“ – „Кто чувствует себя храбрым солдатом“, вскричал он, отняв руку от раны, „тот следуй за своим генералом, как я.“ И вслед затем его великая душа отлетела за героем.
Франц (грозно Герману). Да прилипнет твой проклятый язык к гортани! Разве ты за тем пришел сюда, чтобы уморить нашего отца? Батюшка! Амалия! батюшка!
Герман. Вот последняя воля моего покойного товарища: „Возьми эту саблю“, прохрипел он мне, „и отдай ее моему старику-отцу. Кровь его сына запеклась на ней; он отмщен – пусть его радуется. Скажи ему, что его проклятие заставило меня искать смерти, и что я умер в отчаянии!“ Последний вздох его был – Амалия.
Амалия (будто вдруг пробуждается от мертвого сна). Его последний вздох – Амалия!
Ст. Моор (с воплем рвет на себе волосы). Мое проклятие убило его! ввергло в отчаяние!
Франц (бегает взад и вперед по комнате). О! что вы сделали, батюшка? Мой Карл! мой брат.
Герман. Вот сабля и портрет, который он снял с груди своей. (Амалии). Он походит на вас, как две капли воды. „Это моему брату Францу!“ прошептал он. Что хотел он сказать этим – не знаю.
Франц (с удивлением). Мне – портрет Амалии? Мне… Карл… Амалия? – мне?
Амалия (в гневе подбегает к Герману). низкий подкупленный обманщик! (Пристально на нею смотрит).
Герман. Вы ошибаетесь, сударыня. Взгляните сами – не ваш ли это портрет? Вы же ему, может быть, и дали его.
Франц. Клянусь Богом, Амалия, это твой портрет!
Амалия (отдавая портрет). Мой, мой! О, Боже!
Ст. Моор (вскрикивает, раздирая себе лицо). Горе, горе мне! мое проклятие убило, ввергло его в отчаяние!