Моор. И вы, уже потеряли кого-нибудь?
Амалия. Никого!.. все!.. никого… Пойдемте, граф.
Моор. Так скоро? Чей это портрет вон там направо? Мне кажется, что у него несчастная физиономия.
Амалия. Налево? – это сын графа, теперешний владетель. Пойдемте! Пойдемте!
Моор. Нет, этот направо?
Амалия. Вам неугодно идти в сад?
Моор. Но этот портрет направо?..Ты плачешь, Амалия?
Амалия (поспешно уходит).
Моор. Она любит меня! она любит меня! Все взволновалось в ней и слезы предательски покатились с её ресниц. Она любит меня! Несчастный, заслуживаешь ли ты это? Не стою ли я здесь, как осужденный перед позорной плахой? Не здесь ли вместе с нею я утопал в восторге? Не это ли комната отца моего? (Содрагаясь перед портретом отца). Ты… ты… Пламя льется из глаз твоих! Проклятие, проклятие, отвержение! Где я? Ночь перед моими глазами… Боже! – я, я убил его! (Опрометью выбегает).
Франц фон-Моор. погруженный в размышление.
Прочь, ненавистный образ! прочь! низкий трус, чего трепещешь ты? и перед кем? С тех пор, как этот граф в моем замке, мне все кажется, что какой-то адский шпион крадется по пятам моим. Я как будто его где-то видел. В его диком, загорелом лице есть что-то величественное, знакомое, повергающее меня в трепет. И Амалия неравнодушна к нему: кидает на него свои сладко-томные взоры, на которые – я знаю – она очень и очень скупа. Или я не заметил, как она уронила украдкою слезу в вино, а он за моею спиною так жадно выпил его, как будто хотел проглотить вместе с бокалом? Да, я это видел – в зеркале видел своими собственными глазами. Ого, Франц! берегись! здесь кроется чреватое гибелью чудовище! (Пристально смотрит на портрет Карла). Его длинная гусиная шея, его черные, пламенные глаза… гм! гм… его густые нависшие брови… (Внезапно содрогаясь). Ад кромешный! не ты ли насылаешь на меня это предчувствие? Это Карл! Да, теперь черты его, как-будто, ожили в моей памяти. Это он, не взирая на маску! это он! это он! Смерть и проклятие! (Ходит взад и вперед). Разве я для того не спал ночи, для того сдвигал утесы и сравнивал пропасти, для того возмущался против всех инстинктов человечества, чтоб после всего этого какой-нибудь неуклюжий бродяга прорвал мои искусные сети? Увидим! Еще немного труда! Я и без того погряз по уши в смертных грехах, так что, право, глупо плыть назад, когда берег назади уж почти скрылся из виду. О возвращении нечего и думать. Само милосердие пошло бы по-миру и беспредельное сострадание оказалось бы банкротом, если бы они вздумали уплатить за мои грехи. И так – вперед, как следует мужчине! (Звонит).! Пусть уберется он сперва к отцам, а потом уж приходит. Мертвые мне не страшны. Даниэль! эй, Даниэль! Бьюсь об заклад, они и его вооружили против меня! Он уж что-то таинственно смотрит.
Даниэль входит.
Даниэль. Что прикажете, граф?
Франц. Ничего. Принести мне бокал вина, да скорее! (Даниэль уходит). Подожди, старик! я поймаю тебя; одним взглядом проникну тебя – и твоя оторопелая совесть побледнеет под маскою. Он должен умереть! Тот жалкий ротозей, кто, доведя работу до половины, отступает и праздно глазеет, что из неё выйдет.
Даниэль с вином.
Франц. Поставь сюда. Смотри мне прямо в глаза. У тебя трясутся колени? ты дрожишь? Признавайся, старик, что ты сделал?
Даниэль. Ничего, ваша милость, и это так же верно, как и то, что существует Бог и бедная душа моя!
Франц. Выпей-ка это вино! Что? – не решаешься? Так признавайся же сейчас: что ты подсыпал в вино?
Даниэль. Оборони Господи! что вы! я – в вино?
Франц. Яду подсыпал ты в вино. Ты бледен, как снег! Признавайся, признавайся! Кто дал его тебе? не правда ли – граф? граф дал тебе его?
Даниэль. Граф? Бог свидетель, граф мне ничего не давал.
Франц (наступает на него). Я тебя; буду душить пока ты посинеешь, седой обманщик! Ничего? А что у вас за шашни? Он и ты и Амалия? И о чем вы все шепчетесь? Признавайся: какие тайны он тебе поверил.
Даниэль. Бог свидетель, он никаких тайн не поверял мне.
Франц. Ты еще запираешься? Что за замыслы вы там строите, чтоб отправить меня на тот свет? Ну, говори: вы хотели задавить меня во время сна? подговаривали цирюльника меня зарезать, когда стану бриться? приготовляли мне успокоение в вине или шоколаде… Признавайся, признавайся!.. Или в супе задумали попотчивать меня вечным сном? Признавайся: я все знаю.