Хоган тянется к карману пиджака и извлекает запечатанный воском конверт. Протягивает Пикману.
ХОГАН. (продолжает). Это премия, с выплатой которой я столь затягивал. И вам запрещается меня благодарить, ибо она ваша по праву.
Пикман кратко кивает в благодарность.
Хоган наклоняется и отпускает педаль сцепления своего напыщенного средства передвижения.
ХОГАН (продолжает). Вас также порадует новость, что вы больше не должны ни цента Банку Рэттлборджа.
Пикман, раскрыв рот, смотрит на мэра.
ПИКМАН. Мэр Хоган, не стоило…
ХОГАН. Пустяки. Банк должен был мне пару услуг, а теперь на одну меньше.
Хоган прочищает горло зрелищным манером, включающим щеки, подбородки, глаза и все десять пальцев.
ХОГАН (продолжает). Что ж, нам пора проваливать, ребята, пока жены не поймали нас за бездельем. Они и так не рады, когда мы хоть каким образом наслаждаемся жизнью. Стоит благоверной увидеть, как я улыбаюсь во сне, тут же меня будит.
С ТОЛЧКОМ и ТРЕЩАЩИМ грохотом Хоган и Дуган отъезжают.
Пикман опускает конверт в жилет.
БАРТЛИ. Проверьте, не обсчитал ли.
ПИКМАН. Да не, не станет… Кроме того, хочу, чтобы Вэл сама открыла.
Уолтер, крошечный кукольник, входит в неосвещенное заведение Синди. Качающиеся двери медленно то пропускают, то скрывают струящийся свет.
СИНДИ (ВПЗ). Мы закрыты.
УОЛТЕР. Приветствую.
СИНДИ (ВПЗ). Загляни в плевательницу.
Уолтер не понимает совета скрытой в тенях хозяйки.
УОЛТЕР. Простите?
СИНДИ (ВПЗ). Плевательница. Пойди и загляни.
Уолтер смотрит на толстую плевательницу на дальнем конце стойки; она лежит на покрытом опилками полу, как коренастый коротышка.
Уолтер сторожко подходит к плевательнице. Заглядывает.
Покрытая ихором табака и прочей вязкой гадости, там лежит кукла, которую он сделал по и для Синди.
СИНДИ (ВПЗ) (продолжает). Думала, тебе стоит знать об этом, пока ты не сделал новую.
Уолтер вглядывается в тени с мрачным видом.
УОЛТЕР. Я две недели мастерил эту миниатюру, которая теперь осквернена, опорочена, запятнана слюной негодяев.
Синди выходит из теней и смотрит на коротышку.
СИНДИ. Думаешь, большие слова сделают больше тебя самого? А?
Уолтер открывает рот, чтобы ответить, но слова не идут ему на ум.
СИНДИ (продолжает). Я не хотела быть жестокой, но видит бог, не знаю, что еще сделать, чтобы ты отвязался. Ты прицепился через неделю, как моего мужа схоронили, и теперь я даже удивляюсь, как же ты выдержал неделю. Боже, да только вчера ты сам сказал «Ты больше меня не увидишь», и вот глядите-ка — вот он ты, очень даже видимый.
Взгляд Уолтера становится холодным и пронизывающим.
УОЛТЕР. Делай, что хочешь, в оставшиеся тебе три года.
СИНДИ. Три года?
УОЛТЕР. Я вижу по морщинам на твоем лице, окружности лодыжек, вялости волос и эластичности десен, что твоя красота начнет вырождаться через три года, начиная с сего дня, и весьма быстро.
СИНДИ. Вот значит как?
УОЛТЕР. Как выглядела твоя мать, когда ей было на три года больше, чем тебе сейчас?
Глаза Синди сужаются в неприкрытом презрении.
СИНДИ. Проваливай.
Уолтер беспечно разворачивается и выходит из Салуна.
Синди смотрит на себя в зеркало за баром. Касается кожи у глаз.
Над городом скапливается серая масса бури.
Пикман ведет ЗАКЛЮЧЕННОГО в наручниках в городскую тюрьму.
В САМОМ КОНЦЕ УЛИЦЫ — ДАЛЬШЕ, ЧЕМ В ТРИДЦАТИ МЕТРАХ –
Пикман видит, как по улице бежит его жена.
У Валери в руках коричневый пакет, и она, очевидно, торопится перегнать бурю.
Пикман открывает рот, чтобы позвать, но, глянув на Заключенного, который у него под арестом, решает не отвлекать ее внимания.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ. Вы всегда на нас косо глядели, шериф. На меня и братишку моего. Вы против нас настроены, вот что.