Перед глазами путешественников до самого объятого огненным закатом горизонта простиралась пустынная равнина. Впрочем, равнина отнюдь не была ровной, она представляла собой череду высоких и низких песчаных гряд. Там и сям торчала hedysarum alhagi — верблюжья колючка — худосочные растения, в полфута высотой, с разветвленными корнями, маленькими темными листочками и длинными колючками. До этих растений чрезвычайно лакомы верблюды. Вдали, на фоне неба, темнели силуэты финиковых пальм с длинными перистыми листьями, пожелтевшими от горячего дыхания самума.
— До чего тоскливая картина! — воскликнул маркиз. — И какая тишина стоит над этими песками.
— Тем не менее караванщики любят пустыню, — ответил Бен. — Оказавшись в Марокко, они ждут не дождутся дня, когда сюда вернутся.
— Но здешнюю жизнь вряд ли можно назвать веселой.
— Наверное, маркиз. Жизнь в пустыне трудна, полна тяжких лишений и опасностей. Ежегодно здесь гибнет немало отважных путешественников, чьи кости остаются лежать под палящим солнцем. Однако другие не теряют силы духа и продолжают странствия.
— Наверное, самумы пожинают богатый урожай жертв? — поинтересовался Рокко.
— Сами поймете по скелетам, что нам встретятся. Дорога в Нигер усеяна костями людей и животных. Нередко в песках навеки исчезают целые караваны.
— Разрази меня гром! — воскликнул Рокко. — Звучит не слишком обнадеживающе.
— Это если еще не учитывать тех, кто умирает от жажды, — произнес маркиз.
— В Марокко до сих пор помнят тысяча восемьсот пятый год, когда пересохли все колодцы.
— И много тогда караванов погибло? — спросил Рокко.
— Две тысячи человек и тысяча восемьсот верблюдов и ослов.
— Неужто все они погибли от жажды?
— Их трупы нашли рядом с сухими колодцами.
— Вот так гекатомбы… — протянул маркиз.
— Надеюсь, нам подобная судьба не грозит, — сказал Рокко.
Пока они беседовали, караван медленно продвигался с бархана на бархан. Жара сделалась невыносимой, свет, отражаясь от граней песчинок, резал глаза. Верблюды и кони поднимали пыль, от которой у людей начинался сильный кашель.
Временами казалось, что земля так пышет жаром, словно они ехали не по песку, а по озеру лавы, извергнутой невидимыми вулканами. От тишины, не нарушаемой ни щебетом птиц, ни гулом насекомых, корсиканцу и сардинцу, непривычным к таким местам, сделалось не по себе. Душу разбирала такая тоска…
Маркиз начал было мурлыкать под нос какую-то корсиканскую песенку, но вскоре умолк: пыль сушила губы. Да и голос, теряясь в пустоте, не веселил, а только усиливал грусть. Из-за отсутствия эха казалось, он мгновенно глохнет, словно жара поглощала звуки так же, как влагу.
В полдень, после четырех часов пути, караван остановился в крошечном оазисе с несколькими кустами саксаула[15] и десятком финиковых пальм, чуть ли не сгибавшихся под тяжестью гроздьев спелых плодов.
Пустыню по праву можно назвать родиной фиников. В оазисах они растут сами по себе, стойко сопротивляясь натиску песка, долгим засухам и палящему зною. Без верблюда обитателю пустыни пришлось бы плохо. Без финиковой пальмы — совсем худо. Поэтому понятно почтение, которым пользуется здесь это растение. Из него туареги и тиббу получают практически все, что требуется для жизни.
Нежные молодые листья легко усваиваются и идут в салаты. Старые надрезают и извлекают освежающий млечный сок, так называемое финиковое молоко. Он очень вкусен, однако быстро прокисает, и пить его надо сразу же. Сухие листья размягчают, отбивают и плетут циновки, корзины, головные уборы и крепчайшие веревки. Свежие цветы финика — прекрасная, здоровая пища, а из очищенных от цветов гроздей получаются удобные мётлы.
Из плодов, содержащих, как известно, большое количество сахара и крахмала, туареги делают свой основной продукт питания: сытную муку, хранящуюся долгие годы. Помимо муки, из фиников готовят вкусный сироп, «финиковый мед», который используется для заправки кушаний из риса и проса. Из заквашенных фруктов выходит отличное вино, а из вина — уксус и дистиллированный спирт.
Ценится и твердая, почти не подверженная гниению древесина этих удивительных пальм. Уголь из нее лишь немногим уступает каменному.
Можно ли требовать большего от растения, которое не нуждается в уходе и выживает там, где все прочие гибнут?
15
В оригинале lichen esculentus — лишайник, в настоящее время известный под названием lecanora esculenta, то есть лишайниковая манна.