Берамет состоял из небольшой мечети, двух-трех адуаров, где жили несколько семей, и был окружен тощими финиковыми пальмами, акациями и алоэ. Его жители принадлежат к амаргам[18] — самому красивому и воинственному марокканскому племени. Амарги — заклятые враги арабов, на которых нападают при каждом удобном случае.
На девятый день путешественники с облегчением увидели высокий тонкий минарет Берамета…
Амарги не только хороши собой, но и сильны. Они отменные охотники и неутомимые бегуны. На их лицах отпечаталась странная смесь дикости и мягкости. Амарги гостеприимнее шиллуков, борющихся с другими народами Марокко за пальму первенства в высокомерии, склонности к воровству и насилию. В молодости амарги пробавляются охотой и земледелием, к старости становятся пастухами и могут весь день проваляться с непокрытой головой под палящим солнцем рядом со своей отарой.
Едва войдя в оазис, маркиз с товарищами с огорчением обнаружили, что каравана нет и в помине.
— Неужели мы опоздали? — с досадой спросил де Сартен.
— Караван ушел пять дней назад, — доложил Эль-Хагар, успевший переговорить со старостой.
— В каком направлении?
— К колодцам марабутов.
— Сколько дней займет дорога туда?
— Не меньше трех недель.
— Госпожа Эстер, — обратился маркиз к юной еврейке, — не желаете передохнуть день-другой?
— Нет, — отвечала храбрая сестра Бена. — Я привыкла ездить на верблюдах и совершенно не устала.
— Значит, мы покинем оазис нынче же вечером, если вы не возражаете.
— Не возражаю. Мне не хочется заставлять вас терять драгоценное время.
— Благодарю.
Путешественники поставили палатки за пределами адуаров, чтобы чувствовать себя свободнее. Бен, Эль-Хагар и бедуины отправились к колодцам напоить верблюдов и наполнить бурдюки.
Все колодцы Сахары похожи друг на друга как две капли воды: их роют люди, принадлежащие к особой гильдии гхатассинов, причем роют самыми примитивными методами, поскольку век сахарских колодцев недолог: копают яму, потом понемногу расширяют ее, укрепляя стены стволами пальм, чтобы не обвалились. Конструкция, прямо скажем, ненадежная, и со временем песок засыпает поры, откуда сочится влага.
Однако колодцы Берамета были в превосходном состоянии и давали достаточно воды. Причем великолепной, что весьма редко в пустыне, где вода обычно солоновата.
Верблюдов вдоволь напоили, потом, вставив им в ноздри что-то вроде воронок, принялись насильно вливать в них воду. Операция неприятная для этих двугорбых бедолаг, но совершенно необходимая для пополнения их внутренних запасов.
Сразу после заката караван, увеличившийся на двух беговых мехари, купленных маркизом, и основательно запасясь водой и провизией, покинул Берамет и направился на юг. Пустыня, казалось, стала еще суше. Не попадалось больше ни скал, ни чахлой растительности, ни мелких зверьков. Только песчаные барханы, за которыми вырастали все новые и новые.
— По-моему, местность постепенно понижается, — заметил де Сартен, ехавший стремя в стремя с Беном.
— Наверное, мы едем по дну древнего океана, — ответил еврей.
— Вы тоже считаете, что в незапамятные времена Сахара была покрыта водой?
— Так многие говорят, маркиз.
— А вот ученые в этом сомневаются, мой дорогой Бен. Сахара находится на высоте примерно четырехсот метров над уровнем моря. Вода никак не могла стоять на такой высоте, даже если бы пустыня сообщалась с океаном.
— Но здесь же есть и низменности.
— Есть, не спорю. Однако их немного.
— Какое же объяснение предлагают ученые люди?
— Они утверждают, что Сахара, подобно пустыням Туркестана и Гоби, стала таковой вовсе не из-за понижения уровня воды. Напротив, она возникла вследствие подъема геологических пластов в доисторические времена. Песок же образовался в результате эрозии скал под действием воды и ветра.
— Может, они и правы, маркиз. В Сахаре много скальных пород, притом довольно мягких. О, кстати!
— В чем дело?
— Видите во-он ту скалу впереди?
— Вижу.
— Это Красавица Афза.
— И что?
— Историю о ней знают в Сахаре все, от мала до велика.
— Мне она незнакома.
— Это повесть о страшной мести.
— Расскажете?
— Извольте, расскажу на стоянке, маркиз.
Пустыня по-прежнему сохраняла тоскливую однообразность. И жара никуда не делась. Воздух был неподвижен, а если изредка и налетал порыв ветра, он обжигал так, что перехватывало дыхание. Переход продлился до рассвета. Де Сартен стремился во что бы то ни стало догнать караван.
18