Бормоча все это себе под нос, негодяй добрался до пустынной в этот поздний час площади. Амр-эль-Бекр был там: лежал под навесом с трубкой в зубах. Перед ним стояла чашечка кофе. Неподалеку сидели его люди, курили и болтали.
— Ага! Ты уже вернулся! — воскликнул туарег, заметив Эль-Мелаха.
— Мы все вернулись, — ответил тот.
— Значит, пора доносить на неверных страже? — Черные глаза главаря жадно блеснули.
— Не торопись, дружище. Говорю ж тебе, я не хочу, чтобы арестовали женщину.
— Можно столковаться с командиром кисуров, и неверным позволят проникнуть во дворец.
— А дальше?
— Дальше? Вместо полковника они найдут стражников, — коварно ухмыльнулся туарег. — Ну и меня с моими молодцами.
— Тогда я в это время захвачу женщину.
— Сколько людей тебе понадобится?
— Четверых хватит. Бедуинов, что сторожат верблюдов, я куда-нибудь спроважу.
Пожав друг другу руки, разбойники разошлись.
Полчаса спустя Эль-Мелах предстал перед маркизом и заявил:
— Господин, пока вы тут обустраивались, я не тратил времени зря.
— И какие же новости ты мне принес?
— Насчет полковника. Разве вы не заметили моего отсутствия?
— Нет, Эль-Мелах.
— Завтра, во время церемонии ид-аль-адха, вы сможете его увидеть, а то и освободить.
— Невероятно!
— Я договорился обо всем со своим приятелем. Тот пришлет важного человека, который проведет нас в султанский дворец. Воспользовавшись отсутствием кисуров, а потому ничем не рискуя, вы освободите полковника. Сегодня вечером его предупредят, чтобы был наготове.
— Ты говоришь правду, Эль-Мелах? — спросил маркиз, едва сдерживая радость.
— Тот человек — мой хороший друг, ему можно верить.
— И во дворце не будет стражи?
— Нет. Она должна участвовать в религиозном празднике.
— Завтра начинается Курбан-байрам, или, как здесь его называют, ид-аль-адха?
— Совершенно верно, господин. В Тимбукту его празднуют с не меньшим размахом, чем в Фесе или Мазагане. Однако позвольте совет.
— Какой же?
— Не берите с собой сестру господина Бена. Присутствие женщины вас выдаст.
— Я и не собирался подвергать ее такому риску. Не беспокойся, она останется под охраной Тасили и бедуинов.
— Меж тем Тасили может вам пригодиться в вылазке, — сказал Эль-Мелах, которому присутствие верного мавра было поперек горла.
— Какая польза от старика? — усомнился маркиз. — Ко всему прочему я не доверяю бедуинам.
— Воля ваша, — ответил Эль-Мелах, искусно скрывая досаду.
На следующий день после завтрака маркиз, Бен, Рокко, Эль-Хагар и Эль-Мелах покинули дом. Как же хотелось храброй девушке тоже поучаствовать в опасной вылазке и сражаться бок о бок с де Сартеном и братом!
Эль-Мелах повел всех к невольничьему рынку, где их должны были ждать. Негодяй совершенно утратил покой. Вероятно, испытывал угрызения совести: даже его черной душе предательство тех, кто спас тебе жизнь, представлялось неслыханным злодеянием. Он избегал встречаться глазами с маркизом, отвечал на вопросы односложно и старательно прикрыл лицо капюшоном, чтобы никто не увидел его бледности и трясущихся губ.
Чем ближе они подходили к центру Тимбукту, тем оживленнее становились улицы. Фульбе, арабы, туареги и прочие спешили к широкой площади перед главной мечетью, куда должен был явиться султан со свитой.
Люди надели лучшие одежды. Широкополые бурнусы — белые, полосатые, с украшенными кисточками капюшонами; шелковые чалмы; алые рубахи, расшитые золотом и серебром; желтые и коричневые кожаные ремни, увешанные оружием; кушаки, сверкающие блестками и золотой чешуей.
Когда небольшой отряд добрался до рынка, на площади яблоку негде было упасть. К мечети они даже приблизиться не могли. К ним почти сразу подошел богато одетый человек в полосатом шелковом уазроце, златотканом халате и красных остроносых сапогах.
— Полагаю, ты тот самый, кого я жду. Твое имя Эль-Мелах? — спросил незнакомец.
— Да.
— Меня прислал твой друг.
Эль-Мелах бросил быстрый взгляд под навес и сразу заметил Амр-эль-Бекра, прячущегося между колоннами. «Ну и хитрец!» — подумал Эль-Мелах.
— Идите за мной, — скомандовал сообщник туарега.
— Погоди-ка, — сказал маркиз, выходя вперед. — Сними повязку. Я хочу увидеть твое лицо.
Араб — а человек казался именно арабом — сдвинул повязку, которой обычно прикрывают лица жители Южной Сахары. Это был молодой еще человек, светлокожий, с яркими черными глазками-пуговками.