Кечинов на правах хозяина достал из бара бутыль вискаря и разлил спиртное по рюмкам.
– За победу! – возгласил Чернявский.
– За нашу победу! – цитатой из старого чекистского кинофильма отозвался Подобедов.
Старинные ходики в углу уронили двенадцать бронзовых ударов, и звук этот прозвучал для Кечинова символично; пути назад уже не было.
– Интересно, а как отреагирует президент, когда узнает обо всем этом... безобразии? – осторожно спросил чиновник администрации, пригубив виски.
– Никак. Потому что не узнает, – отмахнулся гебешный генерал. – В его спецпоезде всей связью с внешним миром, а также новостями и оперативными сводками ведают мои люди.
– А если все-таки... ну, какая-нибудь случайности? Утечка информации, а? – прикинул Чернявский.
– Исключено, – допив спиртное, Подобедов довольно причмокнул языком. – Впрочем, у меня в запасе есть один замечательный ход. – Поднявшись, генерал откашлялся и начал с рапортующими интонациями: – Товарищ верховный главнокомандующий, за время вашего отсутствия в Москве органами Федеральной Службы Безопасности раскрыт антиконституционный заговор. Вооруженные боевики во главе с известным экстремистом Карташовым планировали совершить государственный переворот. Бандитское мероприятие пресечено. Подозреваемые находятся в следственном изоляторе ФСБ «Лефортово». Сам Карташов при попытке задержания открыл стрельбу на поражение из автоматического оружия, и потому наш спецназ вынужден был его уничтожить.
– А если он спросит – мол, почему сразу не информировали? – скривился Кечинов.
– Не хотели отрывать от важных государственных дел.
– Логично, логично... – прищурился Чернявский.
– Но такой ход событий маловероятен, – успокоил Подобедов. – Ладно, настало время думать, каким образом мы подкатим к Муравьеву. Кто будет с ним говорить? Мне, как чекисту, нельзя – не поверит. Наверняка заподозрит провокацию.
– А я для него кто? Так – политтехнолог... теоретик, – напомнил Чернявский напряженно.
– Ладно, тогда мне придется, – вздохнул Кечинов. – Но один к нему не пойду. Тебе, Юра, действительно к нему соваться не стоит. А тебе, Глеб, как лицу, приближенному к императору, он наверняка поверит... как интеллигентному человеку!
Подмосковный коттедж армейского генерала Муравьева невольно воскрешал в памяти иллюстрации из монографии «Оборонные сооружения средневековой Европы». Суровая архитектура безо всяких излишеств, круглые башни по углам, высокие узкие окна, неуловимо напоминающие бойницы, высоченный забор, похожий на крепостную стену... Для полного соответствия не хватало разве что рва, вала и подъемного мостика. Сходство с феодальным замком довершали камуфлированные атлеты, то и дело обозначавшие свое присутствие у ворот. Видимо, это были бойцы какого-то спецназа, привлеченные генералом в качестве личной охраны.
– Богато живет, – оценил Кечинов, ожидая, когда адъютант доложит хозяину о прибытии высоких гостей.
– И рисково, – поддакнул Чернявский. – Попади несколько снимков этого особняка продажным журналистам из какого-нибудь бульварного издания – хлопот не оберешься.
– Что ты хочешь – трехзвездочный генерал, – хмыкнул функционер президентской администрации. – Генерал – это не звание. Это счастье...
– Только достоинство генералов и коньяков измеряется количеством звездочек, – нервно засмеялся политтехнолог.
Генерал Муравьев появился спустя минут десять.
– Извините, из Генштаба звонили, пришлось на телефоне висеть, – молвил он и, застегнув китель, поздоровался с гостями. – Прошу ко мне!
– Может, побеседуем во дворе? – предусмотрительно предложил политтехнолог; опаска прослушивания давно уже превратилась у него в паранойю.
– Давайте... – Муравьев приосанился; он был явно обескуражен неожиданным визитом высоких гостей и теперь лихорадочно прикидывал, что именно привело их в его дом.
Чернявский начал издалека. Сперва отвесил несколько продуманных комплиментов полководческим талантам хозяина. Затем высказал мнение, что эти таланты не всегда оцениваются по достоинству. Плавно перейдя к ситуации в России, акцентировал внимание на традиционно многочисленных врагах – как внешних, так и внутренних. Как бы невзначай обозначил срок президентских выборов, употребив слово «наследник»...
Генерал слушал с каменным лицом. Конечно, он догадывался, куда клонит политтехнолог, однако ничем не выдавал этой догадки. Страх перед вышестоящими вбился в его мозг рефлексом павловских собак. Ведь Кечинов с Чернявским были в его глазах почти что кремлевскими небожителями...
– Николай Михайлович, – чиновник президентской администрации дружески улыбнулся. – Вы телевизор смотрите?
– Ну да... А что?
– Видели фашистов Карташова? – хитрым змеем улыбнулся Чернявский. – А теперь рисую вам чисто гипотетическую ситуацию. В некоем абстрактном российском городе власть захватили так называемые «революционеры». Они выкрикивают антироссийские лозунги, устраивают погромы, вешают сторонников конституционной власти, в открытую используют деньги империалистических разведок и вообще – устраивают антиконституционный переворот. Ваши действия?
Муравьев осторожно откашлялся.
– Все будет зависеть от приказа. Без приказа я выступать не буду.
– Допустим – никаких приказов вы не получаете.
– То есть как это «не получаю»?
– Ну... некому приказы отдавать. Связь с верховным руководством страны отсутствует. Я имею в виду Верховного главнокомандующего.
– А-а-а, понимаю! – прищурился Муравьев. – Наверное, враги России связь с президентом перерезали? Внутренние или внешние?
– Допустим, внутренние... при помощи внешних, – согласился политтехнолог. —Итак, у вас под началом – несколько дивизий, в том числе – части тяжелой бронетехники. В стране царят хаос и анархия. Вся надежда на вас. Ваши действия?
– Передавить всю сволоту гусеницами! – сказал генерал.
От одного только взгляда, брошенного на генерала, Кечинова прошибла нервная искра. Взгляд Муравьева был тяжел, как плита миномета, и безжалостен, как штык. Можно было и не сомневаться: если этот человек дорвется до власти, то одними он-лайновыми трансляциями казней дело не ограничится.
– Ну, прямо по Сурикову: «Утро стрелецкой казни», – невесело резюмировал функционер администрации президента. – На Западе такого не поймут.
– Они нам не указ! Надо будет – хоть сто тысяч повесим!
– Инвестиции, технологии, экономические эмбарго... Репутация страны на международной арене, в конце концов... – заговорил Чернявский. – Наши капиталовложения на так называемом Западе. У вас ведь есть номерные счета в Цюрихе? Мы вот точно знаем, что есть. Могу и назвать. Так вот, их немедленно арестуют. Не говоря уже о том, что станете невыездным. И нас таковыми же сделаете.
Кечинов молчал. Теперь он жалел, что позволил втянуть себя в эту сомнительную историю. Первой мыслью было: надо срочно связаться с президентом и честно обо всем доложить. Но за этой мыслью последовала и вторая: в этом случае и Чернявский, и Подобедов наверняка выставят его в глазах главы государства главным инициатором проекта. Впрочем, третья мысль выглядела весьма здраво: а может, соорудить и Подобедову, и Чернявскому, и Муравьеву заодно какой-нибудь несчастный случай?
– Значит, так, – насладившись реакцией Муравьева на слова о «счетах в Цюрихе», политтехнолог приступил к конкретике: – Николай Михайлович, если вы будете слушать нас и не станете заниматься самодеятельностью, вас ждет головокружительная карьера. Не забывайте – скоро президентские выборы, и в случае ваших правильных действия вы станете самым популярным в России политиком.
– То есть... – насторожился генерал.
– К вашему мнению будут прислушиваться.
– Вверенный мне военный округ всегда прислушивается к моему мнению, – судя по слишком верноподданическому взгляду Муравьева, невозможно было догадаться – всерьез он говорит или шутит.